В шестидесятые годы карьера Брижит Бардо достигла своего расцвета. Вышли такие фильмы с её участием, как "Истина" Клузо, "Частная жизнь" и "Вива Мария!" Луи Маля, "Презрение" Годара.
Но фильм, принесший Бардо мировую славу, и сделавший знаменитой даже её прическу, вышел в прокат 18 сентября 1959 года. За десять дней до двадцатипятилетия Брижит.
Бабетта идет на войну (1959) Babette s'en va-t-en guerre
На съемках этого фильма Бардо познакомилась с Жаком Шарье: своим будущим (вторым по счету) мужем, ставшим отцом её единственного ребенка. Можно сказать, что Николя Шарье появился на свет чудом. Во-первых, Бардо не настолько сильно была влюблена в Жака, чтобы хотеть от него детей. Хотя на первых совместных фотографиях эта пара выглядела очень счастливой. Во-вторых, её карьера находилась на самом пике, и было подписано несколько контрактов на съемки. Узнав о своей беременности, актриса попыталась найти врача, чтобы сделать аборт, но ей все отказали, опасаясь делать незаконную операцию «самой Бардо». Во время беременности она попыталась покончить с собой из-за очередного скандала с мужем, который запрещал ей сниматься в фильме «Истина».
«Когда мне представили на одобрение сценарий, я просто взвыла от ужаса и отчаяния. Я-то представляла себе «Бабетту» очаровательным и забавным фильмом — и вдруг получаю пошлый и совершенно неинтересный сценарий! Я отослала его, перечеркнув все листы красным карандашом и написав везде на полях: «Дерьмо!» На последней странице, где должно было стоять одобрение за моей подписью, я крупно вывела: «Ни за что не буду сниматься в таком дерьме». И подписалась!
Какой был скандал!
Рауль Леви знал меня не первый день, он понимал: если я сказала «нет» — значит «нет». Окончательно и бесповоротно. С другой стороны, фильм делать надо. Все уже готово. Оплачены павильоны, приглашены актеры, установлены декорации. Вот тогда Рауль подумал о Жераре Ури, который в свой переходный период (он оставил актерскую карьеру, но еще не стал замечательным режиссером) был талантливым сценаристом и автором диалогов.
Рауль, Кристиан и Жерар работали день и ночь. Они создали новую Бабетту, простушку-победительницу, и собрали сценарий буквально из лоскутов, чтобы уже приглашенные актеры не выпадали из новой версии!
Через несколько дней, внимательно прочитав новую «Бабетту», я поставила на сценарии свою подпись с самыми теплыми словами в адрес Жерара Ури: если бы не он, фильм вряд ли бы состоялся, с моим участием уж точно!
Оставалось найти мне партнера. Я провела пробы на студии в Сен-Морисе — с Пьером, Полем и Жаком в один день!
Лично мне из этой троицы больше всех нравился Жак Шарье.
Нравился он и Раулю Леви, и Кристиан-Жаку, и Жерару Ури.
Жак Шарье был самой яркой звездой «Обманщиков» Карне — этот фильм произвел фурор и в самом деле чертовски удался. Жак стал новым Жераром Филипом — романтический, красивый, хорошо воспитанный, кроме того — что требуется публике — сын полковника. Кто же мог лучше сыграть молодого французского офицера, влюбленного в Бабетту?
И повернулось колесо судьбы…
Весь день в студии я видела Жака, говорила с Жаком, репетировала с Жаком, обедала с Жаком, играла любовь с Жаком, а вечером, возвращаясь на Поль-Думер, заставала там Саша, ужинала с Саша, ложилась в постель с Саша… и во сне видела Жака!»
Танцуй со мной (1959) Voulez-vous danser avec moi?
Фильм-несчастье. Сначала съемки оказались под угрозой из-за беременности Бардо, потом, после её очередной попытки убить себя, были приостановлены. Когда фильм был почти завершен, от лейкемии умерла исполнительница одной из главных ролей 25-летняя Сильвия Лопес. Было принято решение заменить актрису, дабы с фильмом не было связано негативных эмоций. Значит, необходимо было переснять чуть ли не половину материала. Новой соперницей Бардо по фильму стала Дон Аддамс.
«Все дни напролет я танцевала. В объятиях Дарио Морено раз за разом отплясывала румбу — «Тибидибиди-пой-пой!» Порхала в руках Филиппа Нико под неистовый рок-н-ролл. Обольщала Анри Видаля, зазывно покачивая бедрами в ритме супер-эротического блюза.
Танцы до упаду!
Мой четвертый месяц становился заметным. Плоский животик слегка округлился, но самым красноречивым свидетельством были мои груди. Каждые три дня костюмерше приходилось покупать мне бюстгальтер на номер больше. Я походила на подушку, перетянутую посередине! На меня надевали корсет, чтобы талия оставалась тонкой. Но от этого жировые валики расходились кверху и книзу!
Я уже начала бояться, что произведу на свет урода с деформированной головой или с увечьями от моих прыжков, скачков и пируэтов».
Опасения Бардо оказались беспочвенны, но злоключения создателей фильма только начинались.
«10 декабря 1959 года меня разбудил телефонный звонок.
Фран-Фран неживым голосом сообщил мне, что умер Анри Видаль.
Что?
Я завопила в трубку, забилась в истерике!
Я кричала, рыдая, нет, это невозможно, я не хочу, нет, только не он, такой живой, такой веселый, молодой, красивый.
Нет, нет, не-е-е-ет…
Мой крик перешел в жалобный вой обиженной собаки. И все же «да» — Анри Видаль умер ночью от сердечного приступа в возрасте 40 лет. Это было так несправедливо, так ужасно, что я не могла, не хотела в это поверить. Судьба ополчилась на фильм «Хотите танцевать со мной?». Сперва умерла Сильвия Лопес, такая молодая и красивая, теперь Анри Видаль, в расцвете лет и совершенно здоровый! Бог любит троицу, третьей буду я — я умру при родах. Смилуйся, Господи! Смилуйся!
Я накинула пальто прямо на ночную рубашку и велела Алену немедленно везти меня на остров Сен-Луи, в отель «Ламбер», где жил Анри. Плевать мне на всю эту мразь, на репортеров, которые кружат, как стервятники, поджидая добычу. Мой близкий друг, мой замечательный партнер умер, и пусть мир рушится ко всем чертям, а я помчусь к нему, даже если уже ничем не могу ему помочь.
Эта смерть глубоко потрясла меня.
Неделю спустя, 18 декабря 1959, как пышные похороны, состоялась премьера «Хотите танцевать со мной?». На экраны Парижа вышел не фильм — кладбище!»
Истина (1960) La vérité
Фильм, который Бардо считает лучшим в своей карьере.
«Однажды мне надо было сыграть трагическую сцену. Клузо отвел меня в уголок и тихо говорил со мной о грустном, о страшном, стараясь вызвать во мне эмоции, которые заставили бы меня заплакать. Потом он оставил меня, чтобы я сосредоточилась. На съемочной площадке стояла гробовая тишина. Все ждали моих слез. Закрыв лицо руками, я думала о родителях, о том, какой трагедией была бы их смерть. Сквозь пальцы я видела, как рабочие сцены поглядывают на часы, слышала чей-то кашель. И вдруг я осознала, до чего все это смешно, залилась нервным смехом и никак не могла остановиться.
Съемочная группа так и ахнула.
Клузо подбежал и в ярости влепил мне пару звонких пощечин. Не раздумывая, я тотчас дала ему сдачи.
Он остолбенел! Никто никогда не позволял себе так с ним обращаться!
Вне себя — его смертельно оскорбили, унизили при свидетелях! — он со всей силы наступил мне на ноги своими каблуками. Я была босиком. Я взвыла и разрыдалась от боли. Он тут же скомандовал «мотор!» — ему-то только моих слез и надо было, чтобы снять сцену. Но я, хоть и хромала на обе ноги, покинула площадку с видом оскорбленной королевы и, вернувшись в свою уборную, потребовала вызвать судебного исполнителя.
Когда тот официально засвидетельствовал, в какое плачевное состояние привел Клузо пальцы моих ног, я уехала домой, заявив, что не появлюсь в студии, пока ноги не заживут, а Клузо не извинится.
В другой раз снимали сцену самоубийства.
Я будто бы наглоталась барбитала и должна была лежать в бреду, хрипло дыша. Мне эти вещи были, увы, хорошо знакомы… Я думала, что выгляжу в полукоматозном состоянии естественней некуда, но Клузо не нравилось. Клузо хотел, чтобы я обливалась потом, пускала слюни; гримеры наносили мне пену в уголки рта, глицериновую воду на лоб. У меня разболелась голова, не было больше сил без конца повторять эту тягостную сцену.
Я попросила принести мне стакан воды и две таблетки аспирина. Клузо сказал, что у него есть аспирин, и я проглотила две белые таблетки, которые он мне дал.
Я почувствовала себя странно: какое-то оцепенение сковало меня, глаза весили по тонне каждый, я слышала как сквозь вату.… Двум рабочим пришлось нести меня домой на руках. Дедетта, перепугавшись, сообщила маме, что Клузо дал мне вместо аспирина две таблетки сильнейшего снотворного.
Я не могла проснуться 48 часов!
Зато сцена была снята с натуры и получилась более чем правдивой.
Таков был Клузо — он не отступал ни перед чем, если хотел добиться своего.
Перед Сэми Фреем я ужасно робела.
Он был очень сдержан, даже замкнут, так сказать, соблюдал дистанцию и смотрел на все ироничным, слегка насмешливым взглядом. В перерывах между сценами он читал Брехта, разговаривал мало, не откровенничал. Это был актер в самом глубоком смысле слова.
Он обожал репетировать каждую сцену множество раз, пытаясь сыграть лучше. Полная противоположность мне! Репетиции наводили на меня тоску, я выдавала все, на что способна, только в момент съемки. К чему выкладываться, повторяя одно и то же, какой в этом смысл?
Сэми был вежлив, но не более; насколько я понимаю, он сторонился той экстравагантности, которую я олицетворяла. Я знала, что он живет с Паскаль Одре, — и только. Это был очень скрытный человек. Его равнодушие и некоторая отчужденность смущали меня. Раздражало то, что я не могу ближе сойтись с человеком, который будет любить меня безумной любовью, играть со мной сцены бесподобной страсти. Он, должно быть, считал меня ограниченной и пустоголовой, может, и некрасивой, может, я вообще была ему противна. Когда он обнимал меня, я чувствовала, что краснею до ушей. Его взгляд становился удивительно нежным в любовных сценах. То, что он говорил мне, звучало так естественно, что на меня порой накатывало безумное желание в это поверить. «Снято!» Клузо падало как нож гильотины, безжалостно рассекая мир грез, в который я уносилась, а моя голова оставалась на плече Сэми чуть дольше, чем следовало бы после того, как сцена была закончена.
Я привязывалась к Сэми, а он ко мне — нет!
Однажды я пришла совершенно убитая.
Бурная ссора с Жаком доконала меня.
Мы с Сэми стояли за щитом и ждали, когда загорится сигнальная лампочка. Мы были одни, каждый в своих мыслях. Я силилась и не могла удержать подступавшие к глазам слезы. Сэми заметил это. Он не сказал ни слова, просто взял меня за руку, сжал крепко-крепко и не выпускал. Мне стало хорошо, я ощутила острое, как боль, счастье. С тех пор, стоило нам остаться вдвоем, Сэми брал мою руку или прижимал меня к своей груди, и его глаза говорили мне все, что невозможно было сказать иначе.
Как это прекрасно — влюбиться!
Как сразу переменилось все!
То, что происходило между мной и Сэми, озарило светом мое лицо и мою жизнь. Ради него я старалась раскрыть лучшее во мне, перестала отлынивать от репетиций, свой текст знала назубок, не капризничала и не заводилась понапрасну. Клузо не узнавал меня: я стала почти шелковой. Мои девочки что-то почуяли и тактично удалялись, когда подходил Сэми.
Мы хотели сохранить в тайне нашу новорожденную любовь из уважения к Паскаль и Жаку, а также чтобы избежать сплетен. Сэми потихоньку узнавал меня, совсем непохожую на ту, что он себе представлял. Мы раскрывались друг другу застенчиво, целомудренно. У нас было время, и мы не торопили его — мы полюбили друг друга надолго. … 2 ноября 1960 года фильм «Истина» вышел на парижские экраны. Меня, разумеется, на этот раз снова не было на премьере. Однако, несмотря на мое отсутствие, фильм был хорошо принят и имел огромный успех.
Ценой своей жизни я стала, наконец титулованной актрисой?
По правде говоря, мне больше хотелось быть настоящей, искренней, быть самой собой, со щитом или на щите, чем называться «актрисой», которой я никогда не была!
Фильм получил награды на многих фестивалях, а я была признана в нескольких странах лучшей актрисой года.
Что ни говори, а приятно!»
Отпустив поводья La Bride sur le cou (1961)
«В январе начались съемки фильма «Отпустив поводья»; моим партнером был Мишель Сюбор.
Мне так хотелось быть «другой», что я даже перекрасила волосы в каштановый, мой естественный цвет; это совсем не понравилось продюсерам, Жаку Ройтфельду и Франсису Кону. Но фильм все равно был идиотский!
Жан Орель, режиссер, мнил себя гением. Я же гениальности в нем не находила, можно сказать, даже искала, но тщетно. В нем была какая-то мягкотелость, нерешительность, и в то же время — самодовольство, весьма опасное для главы такого предприятия, как постановка фильма. По вечерам, просматривая отснятый материал, безнадежно серый, мы слышали одинокий смех Жана Ореля — он был в восторге, находя каждый кадр шедевром века…
Фильм, к которому я возвращалась каждый понедельник, мало-помалу становился самой большой клюквой века. Однажды я попросила продюсеров зайти ко мне в уборную и без обиняков заявила им: «Я — пас!»
Только что вышла «Истина», это был шедевр.
После нее меня признали актрисой в полном смысле слова, даже самые желчные критики, скрепя сердце и перо выдавливали из себя: «Надо признать, что Брижит Бардо…»
Мне это далось дорогой ценой, и я не желала все испортить из-за колоссальной ахинеи, которая мне надоела до смерти. Я пошла на риск — дело могло кончиться скандальным процессом, так, кстати, и случилось, — и поставила их перед дилеммой: или я просто-напросто прекращаю сниматься, или пусть приглашают другого режиссера. Я знала, что учу ученых: продюсеры сами за голову хватались при виде того, что за фильм получался. Они были просто счастливы, что вопрос об отставке Жана Ореля решила я.
Проблема была в том, чтобы найти замену. Нет ничего труднее, чем вот так, на ходу, включиться в начатый фильм! Однако Вадим — ради дружбы с Франсисом Коном, из симпатии ко мне и еще потому, что он глубоко презирал Ореля, — согласился помочь нам в этой исключительно щекотливой ситуации.
Вадиму пришлось перекроить сценарий на свой лад, пригласить нового автора диалогов — Клода Брюле, просмотреть весь отснятый материал и отобрать хотя бы минимум, чтобы не выбрасывать три недели работы в корзину».
Знаменитые любовные истории Amours célèbres (1961)
«Но у меня еще был контракт на начало мая: мне впервые предстояло встретиться с Аленом Делоном в одной из новелл «Знаменитых любовных историй», которые ставил Мишель Буарон. Новелла называлась «Агнес Бернауэр».
Танина Отре, моя верная художница по костюмам, знала все мои размеры, но дивные средневековые платья надо было примерить хотя бы один раз. Эскизы декораций и костюмов делал Жорж Вакевич. Он был до того талантлив, что я сохранила эскизы — так же, как и те, что остались от «Женщины и паяца», — и они до сих пор у меня, оправленные в рамки, их чтят как дорогие реликвии.
Мои съемки продолжались неделю. Фильм состоял из новелл, я блистала в нем вместе с другими замечательными актерами. Кроме Алена Делона, были приглашены Пьер Брассёр, Жан-Клод Бриали, Сюзанна Флон, Мишель Эчеверри, Жак Дюмениль. В других новеллах — Бельмондо, Дани Робен, Филипп Нуаре, Симона Синьоре, Пьер Ванек, Франсуа Местр, Эдвиж Фейер, Анни Жирардо, Мари Лафоре. Всегда труднее справиться с небольшой ролью, если еще при этом приходится соперничать с другими актерами, так непохожими на тебя, чем играть без конкурентов роль, которая может быть очень большой, однако допускает некоторые слабости.
Делон раздражал меня донельзя.
Надо сказать, что в то время он был невыносим: на съемках думал только о своих голубых глазах, о своем орудии любви и вовсе не думал о партнерше. Позади его я видела лиловые глаза, дивной красоты лицо, великолепное тело, принадлежавшие Пьеру Массими, который играл роль его оруженосца. Ален в любовных сценах никогда не смотрел на меня, он смотрел на софит, стоявший за моей спиной, чтобы подчеркнуть голубизну своих глаз. Я делала то же самое — говорила слова любви, глядя через плечо Делона в глаза Пьера Массими, читая в них ответную страсть.
Это было потрясающе!
Делон объяснялся в любви прожектору, я — его оруженосцу! И кто-то еще удивляется, что новелла не удалась! Если бы на место Делона поставили Пьера Массими, в нашу любовь можно было бы поверить!
Если бы на мое место поставили фонарь — тоже можно было бы поверить. Коктейль Делон-Бардо получился невыразительным!
Жаль, потому что сегодня я считаю Алена Делона одним из самых красивых и самых правдивых французских актеров, одним из тех, кто способен занять место Габена и других великих. Его талант неоспорим, его наружность изменилась с годами, как и характер, он стал мужественнее, похорошел. Когда я думаю о нынешних героях-любовниках, то благодарю небо, что больше не снимаюсь».
Частная жизнь Vie privée (1962)
«Покончив со «Знаменитыми любовными историями», я уложила чемоданы, чтобы ехать в Женеву, где мы должны были начать «Частную жизнь». Назавтра я снималась поздно вечером с Мастроянни, Урсулой Кублер и Дирком Сандерсом. Мы выходили из пиццерии с пакетами всякой снеди, собираясь с друзьями на пикник. И вдруг — хлоп! — посреди съемки в трех сантиметрах от моей головы падает горшок с геранью. А потом поднялось настоящее «народное возмущение»: в нас швыряли помидорами, старыми ящиками, банками с водой.
Со всех сторон неслось: «Убирайся во Францию, шлюха! Пусть дома творит свои мерзости! Оставь Швейцарию в покое! Чтоб она сдохла! На помойку эти помои! Пусть уж тогда откроют дома терпимости, чтоб она там снималась!»
Я даже не сразу поняла, что все эти цветистые речи адресованы мне. Всевозможные метательные снаряды летели прямо в меня. Я вдруг почувствовала, как чья-то рука схватила меня и потащила в тень, подальше от камеры, туда, где гроздьями висели зрители, зеваки, желающие поглазеть.
Это был Франсуа! Он втолкнул меня в машину, и вскоре я оказалась в тишине нашего дома на берегу озера. Я ничего не понимала. Что я такого сделала? Я работала, больше ничего!
Я думала, что умру...
За что меня так ненавидят?
Почему называют шлюхой?
Чтобы мне опять захотелось бежать, умереть?
Мои слабенькие нервы в очередной раз сдали. Я безудержно рыдала над глубоким озером в глубоком отчаянии.
Кристина вернулась сама не своя. За ней приехал Луи Маль, он был в ужасе! Меня как будто избили — не тело избили, а душу. Да что же я сделала людям, почему они так ненавидят меня? Я была собой, и только. Я никогда не лицемерила, никем не прикидывалась, никого не обманывала! Меня усыпили с помощью таблеток и уколов, которые срочно вызванный врач с наслаждением всадил в мои ягодицы. Мой зад, международный секс-символ, даже для швейцарского эскулапа-тугодума представил собой не только мягкое место для опорожнения шприцев.
Я оправилась: у меня все всегда заживает быстро.
Мы вернулись в Париж и продолжали съемки в павильоне, на студии «Сен-Морис». Был июль, погода стояла теплая и солнечная, я мечтала о «Мадраге», о море и южных закатах. 8 часов — подъем, 9 часов — отъезд на студию, 10 часов — прибытие; далее: гримироваться, одеваться, трепаться — три кита, на которых держится кино, — до полудня; полдень — готовность номер один к съемке, 19.30 — конец съемки, 20.30 — прибытие домой. Итог — двенадцать часов жизни каждый день я отдаю фильму!
Я приезжала домой без сил, падая от усталости.
И подумать только, что мне завидовали! Ну конечно, я же «снималась в кино». А что делали тем временем задницы, которые не были международными секс-символами? Они покрывались золотистым загаром на солнышке, плавали в соленой водичке, которую я обожаю, их любили мужчины — у всех были каникулы!
А я — я снималась в кино!
Никаких каникул! Двенадцатичасовой рабочий день, в субботу тоже, и в августе не легче, один черт!
Звездам со скандальной репутацией лета не полагается».
Отдых воина (1962) Le repos du guerrier
«В феврале я встретилась на студии в Бианкуре с Вадимом и с воином, чьим отдыхом мне предстояло стать — Робером Оссейном.
Я не очень довольна этим фильмом.
Мне не удалась роль мещаночки, которая превращается в вульгарную девку ради прекрасных глаз Рено. А в Робере Оссейне было так мало от воина, что всякий поединок — будь то кулачный, словесный или любовный — приводил его в панику. Плохо подобранный дуэт, тусклая экранизация — всему этому не хватало живого дыхания, размаха, безумия. Высушенный фильм».
Презрение (1963) Le mépris
«Благодаря Патрику Бошо в начале этого года я имела честь встретиться с Жан-Люком Годаром и его шляпой. Он являл собой полную противоположность моему миру, моим взглядам. Когда я принимала его у себя на Поль-Думере, мы не обменялись и тремя словами. В его присутствии я цепенела. А он, должно быть, был от меня в ужасе. Однако он не отказался от своего намерения и непременно хотел снять меня в «Презрении».
Я долго колебалась. Подобный тип немытого интеллектуала-левака всегда раздражал меня донельзя! Он был ключевой фигурой «новой волны», я — звездой классического образца.
Какая гремучая смесь!
Я обожала книгу Моравиа и знала, что она будет безнадежно испорчена режиссурой и диалогами, идущими вразрез с оригиналом. И все-таки я согласилась. Я как будто заключила пари с самой собой, зная, что могу много проиграть, но выиграть — еще больше. И я пустилась в одну из самых немыслимых авантюр в своей жизни. В первых числах апреля я, оставив Гуапу и Николя на попечении Муси, выехала с Дедеттой, Дани, Жики и Анной в Сперлонгу, деревушку на юге Италии, где должны были начаться съемки. Моими партнерами в этой игре были Мишель Пикколи и Джек Паланс, американский актер, похожий на мартышку, который ни слова не знал по-французски.
Годар в шляпе набекрень работал мозгами, или наоборот — Годар в шляпе работал мозгами набекрень. Кому как больше нравится. Мы с Пикколи и Жики прекрасно спелись, разыгрывая всех, кого только можно, но Годар неизменно сохранял серьезный вид. Он с ним вообще никогда не расставался, как и со шляпой. Ну а Джек Паланс, наверно, до сих пор не может понять, какого черта его занесло в этот фильм.
Однажды Годар сказал, что меня будут снимать со спины: я должна идти прямо, удаляясь от камеры. Я репетировала, ему не нравилось. Я спросила, почему. Потому что, сказал он, моя походка не похожа на походку Анны Карины.
Ничего себе, отмочил!
Чтобы я подражала Анне Карине — этого только не хватало.
Сняли дублей двадцать, не меньше. В конце концов я заявила: пусть приглашает Анну Карину, а меня оставит в покое.
В этом фильме мне не грозило влюбиться в партнера! Мишеля Пикколи я обожаю, но он — мужчина не моего типа, и к тому же на голове у него постоянно была нахлобучена шляпа, даже в ванне! Вот она — «новая волна». А о бедняге Палансе и говорить не хочется.
Когда я перечисляла бранные слова, прислонясь к косяку двери ванной комнаты, где Пикколи лежал в воде, я должна была проговаривать их, как заученную молитву, без выражения, без эмоций.
Может быть, именно так закатывала сцены Анна Карина! Почем я знаю.
Я всегда чувствовала себя несколько чуждой этому фильму. Я не вложила в него ничего из глубины своего «я». Все что я делала — исполняла указания Годара.
Жак Розье снимал «второй план» фильма: «папарацци», итальянцев, которые зачастую бывали несносны, говорили мне гадости или делали непристойные жесты; снимал тревоги Годара, его противоречия и сомнения. Вся эта мешанина имела огромный успех — я так и не поняла, почему!»
Очаровательная идиотка (1964) Une ravissante idiote
«Очаровательную идиотку» я прочла еще зимой, в Мерибеле. Книга показалась мне очень смешной.
По правде говоря, история-то глуповатая, но мне в то время немного было надо, чтобы влюбиться во что угодно и в кого угодно. Ничего не поделаешь: я сказала однажды, просто так, в пространство (теперь я боюсь этого, как чумы!), что книга прелестна — и все продюсеры, у которых я снималась, передрались за право экранизации. Победу одержал «Бель-Рив». В партнеры мне достался Энтони Перкинс, для того времени — то же, что Рок Войзин сегодня, «недостижимый идеал» каждой женщины.
И вот я пустилась в очередную киноавантюру — отнюдь не блистательную. Хотя Эдуар Молинаро, модный тогда режиссер, проявил все свои таланты, Энтони Перкинс пустил в ход всё свое обаяние, а я выглядела как нельзя более идиоткой и, по чистой случайности, очаровательной, этот фильм остался для меня ошибкой юности, из разряда «лучше б я сломала ногу».
Вива Мария! (1965) Viva Maria!
«Тем временем Луи Маль вынашивал революционный замысел и хотел столкнуть меня с Жанной Моро в очень зрелищном и очень дорогом фильме, который он собирался снимать в Мексике: «Вива, Мария!».
О-ля-ля! Это шанс моей жизни, говорила мама Ольга, я смогу наконец доказать всем, что я не просто красивая, что я лучше, чем шаблонный образ, растиражированный газетами. Я должна была поднять перчатку, сыграть с Жанной Моро и стать равной ей в глазах публики.
Решиться было нелегко.
Дух соревнования во мне не силен, но я ненавижу проигрывать. Надо было играть наверняка. Я сильно рисковала. На одной чаше весов были моя беспечность, некоторая лень и стремление идти легким путем, которое порой доминирует во мне, на дру¬гой — гордость, желание победить, показать и доказать, какая я на самом деле многогранная, и безумная надежда, что непревзойденному таланту и сильной личности Жанны Моро меня не затмигь. Сниматься предстояло в Мексике. Боже мой, опять расставания, опять незнакомые места, еще одно дополнительное испытание.
И все-таки я согласилась, к великому облегчению всех, кто, затаив дыхание, ожидал вердикта.
Жанна оказалась безыскусной, манерной, душевной, твердокаменной — в общем, такой, как я ее себе представляла, с ее поразительным даром обольщения, за которым ясно виделся характер, выкованный из закаленной стали. Она не показалась мне красивой, но это бы еще полбеды — она была опасной. Мы прорепетировали нашу песню, обняв друг друга за талию, как две девчонки. Мой голос срывался, ее — звучал в полную силу. Она ласково улыбалась мне.
Я понимала, почему мужчины от нее без ума.
Каждый точил когти, втянув их до поры. Мы с Жанной, как две хищницы, первое время наблюдали друг за другом. Луи Маль, укротитель, прятал свой хлыст за комплиментами, которые он отпускал умело и дипломатично.
У меня имелось перед Жанной преимущество в возрасте и во внешности. Я была моложе, красивее, лучше сложена, умела двигаться и инстинктивно играла на своей естественности, которая всегда с лихвой восполняла мои недостатки — лень и слишком вольные манеры. Жанна брала своим отточенным умом, своим талантом опытной актрисы и играла на своих чарах, беспощадных и неотразимых. С рассчитанным профессионализмом она умела использовать любую ситуацию так, чтобы максимально блеснуть своими козырями. Играла она и на том факте, что у нее был с Луи бурный роман во время съемок «Любовников».
Часть четвертая.
Последние десять фильмов Брижит Бардо. И её самая большая роль - защитницы животных.
читать дальшеДве недели в сентябре (1967) À coeur joie
После масштабных съемок в Мексике, Бардо взяла «отпуск» больше чем на год. И за это время успела в третий раз выйти замуж! За кинопродюсера Гюнтера Сакса.
«Конец этому безмятежному отдыху положила мама Ольга.
Я снова была вынуждена окунуться в тяжелый мир шоу-бизнеса, кино, моих профессиональных обязательств. Фильм «С радостным сердцем», переименованный по моему настоянию, должен был начаться в Шотландии 10 сентября. Меня ждали на примерку костюмов, пробы, для решения последних неотложных деталей.
Съемки фильма не дали ничего ни уму ни сердцу.
Но у меня в памяти навсегда сохранились волшебные воспоминания о маленьком рыболовецком порте, затерянном в суровой Шотландии.
Я не имела вестей от Гюнтера, несмотря на все мои отчаянные попытки дозвониться до него, как вдруг он появился однажды утром, без предупреждения, со своим секретарем Самиром, высадившись из вертолета прямо перед входом в отель!
Из-за работы мы виделись очень мало. Я была взволнована, в быстром темпе отыгрывала свои сцены, думая о том, как бы нам встретиться в перерыве между съемками. Я нервничала из-за внезапного появления Гюнтера, и мое состояние передавалось всей группе.
Когда наконец съемки закончились и я смогла посвятить себя мужу, он заявил мне, что должен уехать в тот же вечер.
Вот это и есть небольшой пример из нашей жизни. За два года замужества я видела Гюнтера в общей сложности три месяца.
После этих съемок мы вернулись в Париж.
Здесь ситуация осложнилась!»
Три шага в бреду (1968) Histoires extraordinaires
Примерно в это время муж Бардо всерьез увлекся кино, а также пожелал, чтобы она родила ребенка. И получил категорический отказ!
«Едва я вернулась, как мама Ольга сунула мне под нос «великолепный» проект, скетч, созданный по мотивам «Необыкновенных историй» Эдгара По в постановке Луи Маля. Моим партнером будет Ален Делон, съемки будут проходить в Риме в начале лета. Они не займут много времени, зато платят щедро, мое положение упрочится, мои акции поднимутся.
Я подписала контракт. В конце концов, не стоит бездельничать, пребывая в ожидании мужа, такого же неуловимого, как и ветер. Гюнтер нашел эту мысль превосходной. Он был очарован Римом и тут же снял великолепный дом на виа Аппиа Антика сроком на три месяца. Приемы, ужины, обеды на авеню Фош не утомили его.
Благодаря Гюнтеру я познакомилась с удивительными людьми: Дали, Сезаром, Жоржем и Клод Помпиду, Ги и Мари-Элен де Ротшильд, Дадо и Нэнси Русполи, с фон Бисмарками, шахом Ирана и императрицей Фарах, принцем Ренье и Грейс и даже с генералом Де Голлем!
В новом фильме я носила громадный иссиня-черный парик, который закрывал мне лицо, как шапка наполеоновского гусара; он был совершенно не нужен и неудачен! Я так и не поняла, почему Луи Маль хотел изуродовать меня таким образом.
Это — профессиональный риск. На съемках я целыми днями сидела в обществе молодых офицеров, играла в покер с Аленом Делоном и бесстыдно выигрывала, пока удача не отвернулась от меня. В качестве расплаты за карточный долг я должна была получить удар хлыстом на глазах у насмешливых и нахальных зрителей. Фильм был не очень интересным, и я умирала со скуки.
Вместе с Аленом я снималась во второй раз. Первый фильм был скетч «Агнес Берноер» в «Знаменитых любовных историях», вышедших в 1961 году. Оба фильма были неудачными! Явно коктейль Делон-Бардо не стал взрывным. И наши отношения никогда не переходили за рамки ухаживания, в них не было теплоты, сообщничества. Делон был слишком озабочен тем, как падает свет на его лицо и знаменитые синие глаза, чтобы проявить интерес к партнерше, бывшей для него одной из многих теней.
Конечно, Ален красивый мужчина.
Но и комод эпохи Людовика XVI из моего салона тоже красивый!
Но общаться с Аленом — это то же самое, что общаться с комодом! Это лицо, эти глаза ничего не выражают, они не волнуют, не притягивают, в них нет и намека на правду, на чувство, на страсть. Ален — существо холодное, он крайний эгоист; чтобы согреться, он не придумал ничего лучшего, как сняться в рекламе меховых изделий. Вместе с Софи Лорен!»
Шалако (1968) Shalako
Брак Бардо с Саксом разваливался, зато роман с Сержем Гейнзбуром только начинался. А приходилось ещё и работать!
«Ольга предложила мне роль в американском фильме, съемка которого начнутся в начале 1968 года на юге Испании, моим партнером будет Шон Коннери. Это вестерн из жизни 80-х годов прошлого века, ставить его будет Эдвард Дмитрык. Прокат фильма ожидался самый широкий, но съемки должны обязательно проходить на английском языке. Поэтому я и послала маму Ольгу. Но она все же оставила этой проект в загашнике. Хотя Ольга и родилась под тем же знаком, что и я, — Весы, — она полная противоположность мне: терпеливая и дипломатичная.
Мама Ольга, напуганная перспективой фильма Гюнтера, быстро заставила меня подписать контракт на «Шалако» с Шоном Коннери.
Мне передали привет от фильма «Шалако»: я получила сценарий на английском языке! Я так и не прочитала его, это было слишком сложно, я ничего не понимала. Прошла примерка костюмов, на которую мне было наплевать как на прошлогодний снег. Мама Ольга привезла целую команду американцев, и те часами несли чушь о смысле моей роли, ее важности, о том, как мне повезло сниматься вместе с Шоном Коннери в фильме великого Эдварда Дмитрыка! Я слушала, думая о своем, говорила «йес, йес», курила сигарету, и ее голубой дымок уносил меня к Сержу. Что он делает, ожидая меня? Наверное, не находит себе места, мечется по квартире. Съемки фильма должны были начаться в январе в Алмерии, на юге Испании, я буду занята два месяца!
Послезавтра я должна была уезжать в Альмерию на съемки «Шалако». Гюнтер решил сопровождать меня.
Что мне делать? Я не хотела уезжать в эту забытую Богом дыру — Альмерию! Я не хотела сниматься в фильме, на который мне было глубоко наплевать! Я даже не прочитала сценарий, но уже ненавидела его! Вся в слезах, я позвонила Ольге, сказала, что готова выплатить неустойку, пройти через судебный процесс, больше никогда не заниматься кино, но только бы не уезжать, я не могла уехать, это было выше моих сил! Ольга пришла в неописуемую ярость, она кричала, что никогда не видела более безответственной актрисы, что сама отвезет меня в Испанию, вместе с Гюнтером. Я подписала контракт, получила аванс, съемки начинаются через неделю, я могу отказаться, если только окажусь на смертном одре.
Я тщетно пыталась объяснить ей, что мой дух умирает, она не желала ничего слушать и повесила трубку. Да, в хорошенькую ситуацию я попала!
Ольга и Гюнтер отвезли меня, как конвоиры осужденную, в Альмерию!
«Альмерия, унылая равнина», несмотря на присутствие Моники, моей дублерши и сообщницы, подружки Самира, Глории, красавицы чилийки, «секретаря фильма», которая, естественно, говорила по-испански!
Меня схватили продюсер Юан Ллойд и его жена, которой было поручено репетировать со мной текст. Я с трудом узнала Шона Коннери с нацепленными усами, с головой, лысой как коленка. Позже я поняла, что искусно прилаженный парик придает ему во время съемки вид неотразимого соблазнителя. Здесь был также Стефан Бойд, мой партнер по фильму «Ювелиры при лунном свете». Наконец-то хоть одно знакомое, почти родное лицо! Перед Эдвардом Дмитрыком я робела. Он был жестким, холодным режиссером с военными замашками. В нем не было никакого шарма! С момента отъезда мы были на ножах. А по приезде почти ненавидели друг друга!»
Женщины (1969) Les femmes
Между окончанием работы над «Шалако» и началом съемок в новом фильме, Бардо разводиться с Гюнтером Саксом, расстается с Сержем Гейнзбуром, едва не заводит роман с Аленом Делоном и, в итоге, останавливается на 23-летнем белокуром красавце Патрике.
«Мама Ольга так бегала за мной, что ей уже можно было присудить олимпийскую медаль! Предлагала мне все новые и новые сценарии. После провала «Шалако» не приходилось рассчитывать на слишком выгодные условия. Мой кассовый успех шел на убыль, пора было обрести второе дыхание, позаботиться о карьере, подумать о профессиональном росте и т.д.
Эти разговоры совершенно не действовали на меня, не волновали, а только раздражали.Мне дали читать сценарий под названием «Женщины» и еще другой, «Медведь и кукла». Их нужно было изучить в срочном порядке и ответ дать немедленно!
Я приехала в Базош, прихватив эти сценарии и честно собираясь их прочесть. Но сразу по приезде на меня навалились хозяйственные дела, проблемы с животными, со сторожами, прохудившиеся трубы, промерзшая почва, голуби, которые разорили соломенную кровлю и которых таскали куницы и лисы… Кошки расплодились, дом заполнили десятки диких, оголодавших котят, они писали где попало, и ужасный запах въелся в кресла, вдобавок изодранные в клочья тысячами коварных ноготков. Единственным утешением были мои собаки.
Мама Ольга изводила меня звонками, я даже перестала брать трубку! Ей нужно было получить ответ насчет двух фильмов, в которых мне предлагалось участвовать. Сценариев я так и не прочла, но, устав от ее нажима, сказала «да». В тот момент моя кинокарьера находилась в состоянии свободного падения. «Шалако» оказался одним из самых неудачных фильмов за всю мою жизнь, и теперь меня не баловали интересными предложениями.
Что ж, я тут не могла ничего изменить. Тем хуже для меня!
Итак, я подписала оба контракта не рассуждая, пускай мама Ольга расхлебывает возможные неприятности. Дело было не из выгодных, но следовало хоть как-то возместить потери.
Фильм режиссера Жана Ореля (когда-то на фильме «Отпустив поводья» в разгар съемок его заменили Вадимом, настолько он оказался примитивным и бездарным!) должен был сниматься на натуре, на очень ограниченные средства. Главного героя, на котором держалась интрига, играл Морис Роне. Анни Дюпере, Таня Лопер, «моя» Кароль Лебель и я должны были порхать вокруг него, как подобает в банальной комедии. Это был не мой жанр, и я сыграла без вдохновения, небрежно, через силу, в общем, сыграла плохо.
Я уходила рано утром, Патрик весь день бездельничал. Меня постоянно мучила мысль, что он не теряет даром эти свободные часы, что он изменяет мне. Вечером я возвращалась вконец измотанная, полная подозрений, одержимая ревностью, невыносимая!
В результате он опять сбежал.
Я отказалась продолжать съемки, сидела дома и рыдала целыми днями. Вызвали врачей из страховой кассы, моего личного врача, продюсеров, маму Ольгу, мою мать.
Все было бесполезно.
Мне осточертела такая жизнь, я устала взваливать все на себя, у меня больше не было сил, не было чувства ответственности, не было воли. Я была раздавлена. Надвигалась катастрофа. Фильм оказался под угрозой. Все кругом днем с огнем искали Патрика! А я заливалась слезами!
И вдруг однажды вечером, когда его никто не ждал, он как ни в чем не бывало пришел домой.
Где он пропадал? Чем занимался? У кого был? С кем был? Как это было?
Я засыпала его вопросами. Я так наседала на него, что он наконец ответил: да, он был с другой женщиной, да, он изменил мне, и, если я не перестану его доставать, он немедленно уйдет обратно.
Не успел он договорить, как получил пару пощечин. В ответ посыпался град ударов, и я от боли согнулась пополам. Схватила телефон и швырнула ему в физиономию! Тут последовала серия коротких прямых ударов в челюсть, а затем — нокаут.
В полуобморочном состоянии я все же сумела позвонить Жики. Он сказал, что приедет немедленно. Я с трудом дотащилась до дверей, чтобы открыть ему, а Патрик в это время преспокойно раздевался. Когда приехал Жики, то застал его совершенно голым. Они дрались с полчаса, но Жики был старше, не такой тренированный, и перевес был не на его стороне. Пока он пинками в зад выдворял Патрика из квартиры, тот выбил ему два зуба. Битва завершилась перед дверью консьержки, которая в панике вызвала полицию. Когда Патрика забирали, мужу консьержки пришлось одолжить ему брюки и майку, ведь он был нагишом.
Эта история наделала много шуму!
Она даже попала в скандальную хронику тогдашних бульварных газет!
Моя секретарша Мишель назавтра отвезла его вещи к родителям, она уже начинала к этому привыкать.
Мне пришлось выслушать суровые нотации от отца, от продюсера, от моего врача. Разве можно так вести себя в тридцать четыре года? Этот тип губит меня, делает из меня посмешище, подрывает мою карьеру, которая и так складывается не блестяще, всех от меня отпугивает!
Надо было продолжить съемки в «Женщинах».
Дедетта скрывала под гримом мои слезы, мои распухшие глаза. В этом фильме мне было нечего делать. Это была ежедневная каторга. Никакой увлеченности. Никакой работы с актерами, никаких объяснений. Каждый делал что хотел или что умел. Что касается меня, то я старалась делать минимум».
Медведь и кукла (1970) L'ours et la poupée
В начале нового десятилетия Бардо принимает решение закончить свою кинокарьеру, но это оказалось не так просто. Потому что надо было восстановить финансовое положение после неудачи «Шалако». Да и уходить после провала никому не хочется. К счастью, в карьере Б.Б. началась светлая полоса. Чего не скажешь о её личной жизни. Отношение с Патриком продолжались, но всё больше походили на фарс. Как известно, клин лучше всего вышибать клином. Поэтому Бардо закрутила роман с барменом Кристофером, который показался ей очень похожим на молодого Клинта Иствуда!
«Подготовка к съемкам «Медведя и куклы» велась на высочайшем профессиональном уровне.
Мне самым тщательным образом сделали несколько пробных вариантов грима.
Мне пришлось выдержать несколько мучительных долгих примерок под придирчивым, хотя и застенчивым взглядом Мишеля Девиля. Этот режиссер-поэт вместе с Ниной Компанеец написал маленький шедевр, полный юмора и безупречного вкуса, куда я вошла легко и естественно, как рука в перчатку. Моим партнером впервые был Жан-Пьер Кассель: по-моему, этот актер, с его масштабной личностью, с его талантом, остался у нас невостребованным.
Весь этот коктейль, где каждый компонент был умело подобран и взвешен, где ничто не было случайным, заранее гарантировал успех. Продюсер Маг Бодар, получившая меня за бесценок, сделала мне в итоге королевский подарок!
И вот пошло-поехало, началось чудесное приключение, съемки великолепного фильма, каким стал и навсегда останется «Медведь и кукла». Может быть, один из тех фильмов, где я больше всего была самой собой. Но, в любом случае, один из самых очаровательных, самых смешных моих фильмов, один из тех, которыми я горжусь.
Съемки закончились веселым, ясным августовским днем, под музыку Россини, под недоверчивым взглядом большой дойной коровы, в цветущих лугах, среди которых блестела маленькая речка! Медведь и кукла, наконец, полюбили друг друга, можно было опускать занавес, все хорошо, что хорошо кончается.
А мне было так жалко со всем этим расставаться!
Я сочинила и сняла бы продолжение!
Наше прощание было очень трогательным. Я испытываю огромную нежность к Мишелю Девилю, талантливому режиссеру с прекрасным вкусом, не занявшему подобающего ему положения из-за того, во что превратилось сейчас киноискусство…
С Ниной Компанеец, которую я обожаю, мы снова встретились через несколько лет, когда она стала режиссером, и я снялась у нее в моем последнем фильме «Колино…».
А Жан-Пьер Кассель на долгие годы вошел в число моих друзей».
Послушницы (1970) Les novices
«Маму Ольгу беспокоило, что я получаю мало предложений сниматься. Хотя «Медведь и кукла» имел успех, за мной тянулся шлейф двух провалов — «Шалако» и «Женщины».
Поэтому, когда мало знакомый мне продюсер Андре Женовес задумал снять меня вместе с Анни Жирардо в комедии «Послушницы», мама Ольга нашла, что это замечательная идея, и настоятельно посоветовала мне согласиться. Идея и впрямь была хорошая, вот только фильм получился плохой! То есть исключительно!
А жаль, потому что дуэт Анни — Брижит оказался удачным, да и сценарий, вообще очень слабый, можно было бы подправить, если бы у режиссера, некоего Ги Казариля, хватило таланта.
На съемках царил хаос, диалоги менялись в последнюю минуту, постановка была рыхлая, непродуманная, без начала и конца. Мы с Анни прекрасно понимали друг друга и приходили в отчаяние от бездарности этого бедняги. Обе мы были достаточно опытные актрисы, но даже самый лучший актер может показать себя с лучшей стороны, только если им управляют. Иначе получается как в армии без генерала или в оркестре без дирижера.
К счастью, я настояла на том, чтобы главным оператором взяли Клода Леконта, который так замечательно снял «Медведя и куклу». Если сценарий слабый, бессодержательный, так пусть хоть изобразительный ряд будет удачным.
Анни и я очень сдружились во время съемок. У обеих личная жизнь складывалась непросто. Мои отношения с Патриком лучше не стали, да и у нее с Бернаром Фрессоном не все было гладко. Иногда она являлась с фонарем под глазом, а я, проплакав полночи, прятала круги под глазами под стеклами больших темных очков. Веселенькая жизнь!
Однажды вечером мы просмотрели отснятый материал и ужаснулись. Назревала катастрофа. Я сказала об этом Анни, она согласилась со мной, и мы решили прекратить это безобразие. Пускай заменят режиссера, иначе мы отказываемся сниматься.
И вот разразился скандал!
Кто сможет или захочет с ходу переделывать эту дрянь?
Андре Женовес был почти в невменяемом состоянии, он звал на помощь всех, включая Вадима, но все были заняты, а главное, никто не хотел с этим связываться. В критический момент, когда это уже начало превращаться в трагедию, нас выручил Клод Шаброль, согласившись завершить фильм».
Ромовый бульвар (1971) Boulevard du Rhum
«В то время как Шаброль пытался заново сложить из кусочков мозаику под названием «Послушницы», Робер Энрико (режиссер незабываемого фильма «Совиная река») готовился снимать «Ромовый бульвар» — серьезный, профессионально задуманный, длинный и трудный фильм, в котором должен был играть Лино Вентура. Мне предложили роль Линды Ларю, кинозвезды двадцатых годов, кумира, вдохновительницы и несбывшейся любви моряка Корнелиюса!
Предложение было соблазнительным, особенно после этих мучений, которые вскоре должны были кончиться. Но затруднение состояло в том, что месяц надо было сниматься в Альмерии, а потом три недели в Мексике… Только после натурных съемок предполагались павильонные, в Сен-Морисе. Наученная горьким опытом, я попросила дать мне прочесть сценарий.
Это было потрясающе!
Диалоги были полны юмора, сюжет развивался легко и стремительно, как в комиксе о временах сухого закона, моя роль была изысканной, сверкала всеми гранями лукавства и очарования, и вдобавок я должна была петь! Но ради этого пришлось бы поднять паруса и на два месяца отбыть за границу.
Ольга, превратившись в бульдозер, нажимала на меня день и ночь, требуя, чтобы я соглашалась. Она была права! Но ведь это не ей предстояло в который раз покинуть родину. Я обсудила это с Анни, и она посоветовала принять предложение. Мне повезло, что подвернулась возможность хорошим фильмом сгладить впечатление от кошмара, над отделкой которого мы все еще трудились. Она была бы рада сделать то же самое и совершенно не понимала моих колебаний.
Короче говоря, я подписала контракт на «Ромовый бульвар», которому суждено было стать одной из больших удач в моей жизни. Но тогда я еще не знала об этом!
Съемки этого фильма доставили мне огромное удовольствие, несмотря на сюрпризы погоды, бушующее море, морскую болезнь и иногда непростые характеры тех, кто меня окружал. На этот раз я создавала образ непохожего на меня человека, звезды немого кино, капризной, кокетливой, требовательной, избалованной, не способной на глубокое чувство, — и все же имевшей со мной что-то общее. Мне страшно нравились ее мимика, манера опускать, а потом широко открывать глаза, показные излияния чувств, неискренние, но по-детски наивные».
Нефтедобытчицы (1971) Les pétroleuses
«Незадолго до моего отъезда в Мексику мама Ольга предложила мне прочитать сценарий фильма, который должен был сниматься будущим летом в Мадриде с участием Клаудии Кардинале и назывался «Нефтедобытчицы».
Между двумя бессонными ночами подписала контракт на «Нефтедобытчиц», чтобы доставить удовольствие Ольге. Я слабо представляла себе, что это может быть за фильм, но если Клаудия Кардинале согласилась в нем участвовать при условии, что ее партнершей буду я, значит, все будет в порядке.
Чем ближе надвигалась намеченная дата, тем меньше мне хотелось ехать сниматься в «Нефтедобытчицах». Ну зачем я туда еду? На два долгих летних месяца, в нестерпимую жару, в самое сердце Испании, такой суровой и негостеприимной!
Все эти фильмы сидели у меня в печенках!
Но, взявшись за дело, надо его делать. И я поехала в Испанию.
Съемки фильма проходили в опаленной солнцем Сьерре в окрестностях Мадрида, среди пустынного ландшафта, неотличимого от пейзажа классических вестернов, которые снимали на границе Мексики и Соединенных Штатов. Мы выезжали рано утром, пока было прохладно, и возвращались, обессиленные, грязные от пота и пыли, только вечером, в накопившуюся за целый день духоту.
Клаудия Кардинале была прелестна — очень профессиональная актриса и кинозвезда в полном смысле этого слова. У нас было не так уж много общего и никакого взаимного притяжения, но мы старались обращать друг на друга поменьше внимания, и все шло гладко.
Сцены, где приходилось ездить на лошади, дались мне ценой неимоверных мучений. Я всегда испытывала ужас перед этими средствами передвижения, у которых нет ручного тормоза! Как только лошадь галопом брала с места и начинала подбрасывать меня, словно мешок картошки, я не знала, за что уцепиться. Клаудия великолепно ездила верхом. Она хохотала до слез, когда лошадь, получив шлепок от помощника режиссера, пускалась бешеным галопом, и я с воплем «спасите, помогите!» хваталась за седло или за гриву бедного животного
А фильм продолжался. Предстояло снимать знаменитую драку, поединок между Клаудией и мной, как между двумя вожаками стада, за право быть главенствующей семьей!
Эта сцена снималась неделю. Семь долгих дней, с утра до вечера, мы по-мужски лупили друг друга кулаками и по очереди валялись в пыли. Главная трудность была в том, чтобы уклониться от удара, делая вид, будто он попал в цель! Два или три раза я оказывалась с рассеченной губой. У бедной Клаудии с самого начала был страшный фонарь под глазом. Эта беспощадная драка сблизила нас. Когда очередной эпизод был отснят, мы бросались в объятия друг друга, извиняясь за неловкие движения.
На поверку Клаудия оказалась смелой и совестливой.
Я глубоко уважаю ее. По знаку она Овен, и это, думаю, помогло ей, в отличие от меня, занимающей противоположное место на карте звездного неба, выдержать немало испытаний, безропотно и с достоинством».
Если бы Дон-Жуан был женщиной… (1973) Don Juan ou Si Don Juan était une femme
Новый фильм, новый срыв… и новый мужчина!
«У Вадима, которого я не видела лет сто, возник замысел, казавшийся ему гениальным! Он хотел изобразить Дон-Жуана в собственной, весьма оригинальной трактовке — в виде женщины, и предложил эту роль мне! Но от Вадима можно было ожидать всякого, и хорошего, и плохого, и я не знала, соглашаться ли мне.
С другой стороны, необходимо было пополнить мой банковский счет: я, не глядя, тратила значительные суммы на содержание жилья вне Парижа, на престижные автомобили, на моих пожилых дам, а квартира на бульваре Ланн с текущими расходами, ремонтом и всеми причиндалами обходилась безумно дорого. И я подписала контракт, из-за которого под конец моей карьеры, знавшей взлеты и падения, мне суждено было стать самой недооцененной из актрис, столкнуться с огромной неблагодарностью публики, боготворившей меня двадцать лет!
У меня шли бесконечные скандалы с Кристианом. Пропасть, разделявшая нас, становилась все глубже. Он изводился от безделья, а я работала до изнеможения.
Фильм получался малоинтересным, несмотря на усилия моих талантливых партнеров: Мориса Роне, Робера Оссейна, Матье Карьера и Джейн Биркин. Но Вадим не терял оптимизма, он был уверен, что творит шедевр, такой же, как «И Бог создал женщину». Ради этого он заставил меня раздеться и лечь в постель с Джейн Биркин. Нам обеим было одинаково неловко.
Потом он заставил меня заниматься любовью со священником, Матье Карьером, а до этого я должна была десять минут танцевать перед ним голой, чтобы он поддался моим чарам. И опять-таки мы оба не знали, куда деваться.
Съемки должны были продолжаться в Швеции, но перед самым отъездом Кристиан меня бросил. Я сломалась, стала пить по две бутылки шампанского и по три литра красного в день.
Съемки пришлось прервать.
Мой врач вызвал психиатра, которого я сразу послала куда подальше. Моя жизнь разваливалась, я больше не могла справиться с надвигавшейся на меня разрушительной силой, я барахталась в грязи, обломок кораблекрушения в этом мире, отторгавшем меня. Вечерами я бродила, как призрак, по этой огромной, пустынной квартире, вопя от отчаяния, и успокаивалась только под действием алкоголя и сильных снотворных.
Мама хотела помочь мне, но после ее недолгих визитов я чувствовала себя еще более одинокой, обделенной любовью и вниманием. Мишель осенила идея: разыскать мадам Рене, умиравшую от скуки, и уговорить ее вернуться. Мы встретились как влюбленные после долгой разлуки! Спасибо, мадам Рене, спасибо вам за то, что вы вернулись в самый тяжелый момент моей жизни. Мой дворецкий исчез столь же деликатно, как появился. Привычное, умиротворяющее присутствие мадам Рене вернуло мне мужество, и я смогла взять себя в руки. На студии, когда съемки возобновились, я однажды увидела из окна моей гримерной на первом этаже необычайно красивого молодого человека: он шел по двору и улыбался мне! Это мне было приятно, но я тут же об этом забыла, поглощенная работой. Вечером я снова увидела его из окна, он был все такой же улыбающийся, веселый, славный! Мы обменялись какими-то незначащими словами, а потом я уехала домой.
На следующий день я увидела его на съемках, он играл какую-то небольшую роль. Мы с ним подружились, он смешил меня, рассказывал всякие занятные истории, это меня отвлекало. Я узнала, что его зовут Лоран, что ему двадцать три года, и он мечтает стать актером. Я была растеряна, я сбилась с курса, и я взяла его в любовники, чтобы не быть одной!
Он был моложе меня на четырнадцать лет! В его возрасте был Вадим, когда я вышла за него замуж, и Патрик, когда я познакомилась с ним в свои тридцать три. Быть может, мне суждено всю жизнь любить только двадцатитрехлетних?
У меня было тяжело на душе, когда я привела его на бульвар Ланн, где все еще напоминало о Кристиане. Но благодаря ему я смогла поехать в Швецию, мое пребывание в Стокгольме было почти приятным, и съемки могли продолжаться. Мы снимали в местном университете, где было полным-полно студентов. Когда я пришла туда утром 28 сентября, они все встали, а было их не меньше сотни, и запели: «С днем рождения!»
У меня дрогнуло сердце, на глаза навернулись слезы!
Мне стукнуло тридцать восемь лет.
Благодаря Лорану, его жажде новых впечатлений, любознательности и легкому характеру, я смогла открыть для себя Швецию, о которой раньше ничего не знала».
История про Колино-юбочника (1973) L'histoire très bonne et très joyeuse de Colinot Trousse-Chemise
"Мама Ольга хотела, чтобы я прочла сценарий «Колино Задери-Рубашку» — она находила его очень удачным. Автором была моя любимая Нина Компанеец, она же — режиссер, а заглавную роль должен был играть Франсис Юстер. Сниматься мне предстояло недолго, всего неделю: Ольга полагала, что это будет очень кстати после провала «Дон Жуана-73».
Я ворчала, что не хочу сниматься.
Потом мы приехали в Сарла, где уже начались съемки, где меня дожидались Ольга и толпа журналистов. Дедетта работала на другом фильме, и мне пришлось доверить лицо незнакомой гримерше, оказавшейся, впрочем, очень славной.
В фильме участвовала масса знаменитых актеров, но я не была ни с кем из них знакома. Весь этот маленький мирок сложился в семью, в которой я чувствовала себя чужой. Нина, никогда не менявшаяся, милая и терпеливая, попыталась приручить меня как могла, чувствуя, что дикое животное во мне возобладало над кинозвездой.
Во время съемки одного из первых эпизодов с моим участием в замке Ламот-Фенелон, где я присутствовала на турнире, устроенном моими придворными, я заметила в массовке крестьянку с двумя маленькими прелестными козочками. Освободившись, я прямо в этом средневековом костюме, с остроконечным головным убором, пошла погладить этих козочек. Пишну, теперь всегда бегавшая за мной по пятам, возмущенно тявкала от ревности.
Оказалось, это статистка-фермерша с нетерпением ждет, когда закончатся съемки турнира: в воскресенье ее внук идет к первому причастию, и одна из козочек предназначена для праздничного обеда. Другую уже продали на какую-то ферму, где делали козий сыр! Теперь у меня была одна забота — спасти этого крошечного козленка, ростом с мою Пишну. Я уже не думала о роли, фильм казался мне чепухой, а сама я в этом маскарадном наряде — просто чучелом. Вечером я купила козочку и вернулась в отель, держа ее под мышкой с правой стороны, а Пишну — с левой.
Я произвела большой эффект!
Однако дирекция отеля была обеспокоена: где я оставлю ее на ночь? Только не у себя в номере!
Об этом не может быть и речи!
В отеле не было подсобного помещения, которое годилось бы под хлев, — у них не принято пускать клиентов с козами! Это уже была проблема, особенно если учесть, что каждые три часа ее надо было кормить из бутылочки, а, оставшись одна, она тут же принималась блеять душераздирающим голосом. Мы попробовали поместить ее в одну из комнат при кухне, однако, едва мы закрыли дверь, раздался такой звон разбитой посуды и грохот кастрюль, начался такой тарарам, что мне пришлось забрать козу и щедро оплатить убытки. Я попросила выделить ей номер, но мне возразили, что ковры и стильная мебель в номерах подбирались не для скотного двора. Не зная, как быть, вконец измученная и издерганная, я вернулась к себе в номер с собакой и козой и уложила обеих в свою постель.
Все сошло гладко!
Я выводила их гулять на поводке, и они как паиньки делали свои дела на подстриженной лужайке, под осуждающими взглядами садовников и клиентов отеля, принимавших меня за сумасшедшую! Бутылочки с молоком для Колинетты волновали меня гораздо больше, чем мой текст и исполняемая роль, на которую мне было глубоко наплевать!
Именно тогда я приняла окончательное решение расстаться с актерской профессией.
Я увидела себя в зеркале, в этом дурацком средневековом костюме, с Пишну и Колинеттой, которые вертелись у моих ног с блеянием и лаем. И вдруг мне осточертело все это кривляние, мне стало понятно, что я пленница, отрешенная от настоящих жизненных ценностей. Мое занятие показалось мне ничтожным, ненужным, никчемным, достойным осмеяния.
У меня была только одна жизнь, и я должна была прожить ее по-своему!
Вечером, к невыразимому изумлению мамы Ольги, я подарила эту сенсацию Николь Жоливе, журналистке из «Франс-Суар», случайно оказавшейся на съемках:
— Я ухожу из кино, все, конец, этот фильм последний — надоело!
В средствах массовой информации поднялась настоящая буря!
Все газеты мира, кто всерьез, кто со скептической усмешкой, подхватили эту новость. У меня уже бывали такие капризы… Меня подняли на смех — бросила кино из-за козы!
Я так и не изменила своего решения, несмотря на все предложения, которые получала мама Ольга, — а среди них были и весьма заманчивые.
В последнем кадре последнего эпизода моего последнего, сорок восьмого фильма, у меня на руке сидит голубка.
Это глубоко символично.
Как правильно сказал Ларошфуко: «Есть время, когда в жизни можно добиться удач. И есть время, когда можно добиться, чтобы жизнь удалась».
Почти год назад выложила первую часть подборки, посвященной Брижит Бардо, а тут получила письмо:"А ещё про Бардо в сообществе будет?". Если надо, то будет, почему же нет. : ) Выкладываю в двух частях, потому что в одной записи всё не помещается.
Вторая часть подборки по кинобиографии Брижит Бардо.
«Наконец я нашла себе роль в американском фильме «Елена Троянская» с Россаной Подестой. Я должна была играть ее рабыню. По-английски я говорила слабо, а трусила сильно. На пробы пришло 80 человек. Слова я выучила назубок, правда, не понимала смысла, зато говорила так уверенно, что была принята. Забавы ради сунула палец в шестеренки американской киномашины. А с ней шутки плохи! И дисциплина, и английский давались мне с трудом. Ни то, ни другое я на дух не выносила. Ходила на съемки, точно несла солдатскую службу! Вадим был мне как-никак супругом и курсировал между Парижем и Римом. В общем, я любила его, но страсть со временем прошла, и у меня появились любовники, юные римляне... Недолго я блюла обет целомудрия! Но мне всегда нужна была опора. Вадим — опора. Он необходим мне. Я ни за что на свете не брошу его! Пребывание в Риме затянулось. Больше так не могу! Американцы милы, но с какой стати вставать в 5 утра, если съемки в 9? Мое отношение к работе их смешило. Им нравилась малышка «френч-герл» — у себя дома они признали это!»
«Строптивая девчонка» (1956) Cette sacrée gamine
«Увидев меня в «Больших маневрах», Мишель Буарон, ассистент Рене Клера, решил испытать мою судьбу, а заодно и свою. В качестве режиссера он снял фильм «Эта проклятая девчонка». Фильм сослужил мне хорошую службу! Мишель — сама веселость, остроумие, изящество. Таким же сделал он фильм. И, использовав мои танцы, такой же сделал и меня — веселой, раскованной, в точности как я настоящая. Впервые в кино я была сама собой».
«Любовница Нерона» (1956) Mio figlio Nerone
«Итальянцы не хотели отставать и предложили синьоре Бардо другой шедевр. Английская поговорка гласит: «Можешь взять, бери!» Я «взяла» и снова уехала в Рим. Клоуна со мной не было, Вадим приезжал редко, и я утешалась любовью по-итальянски с неким красавцем — исполнителем сентиментальных песенок. Каждый вечер я заходила в кабаре, где он выступал. Голос его был нежен, обволакивающ, в кафе мне было уютно, и я всю ночь танцевала, смеялась и забывала, что завтра в 6 утра у меня встреча. Встречалась я в столь ранний час с Нероном, то есть с Альберто Сорди в роли Нерона. Я играла Помпею, Глория Свенсон — Агриппину, Витторио Де Сика — уже не помню, кого... В итальянских фильмах, где озвучание после съемок, слова совершенно не важны. Актеры говорят, что хотят, на языке, каком угодно. Я говорила по-французски, Сорди и Де Сика по-итальянски, Свенсон по-английски. Во время съемки была жуткая неразбериха. Слева рабочие приколачивали декорацию, справа парикмахер брил режиссера и режиссер орал на парикмахера, оцарапанный. А посредине — мы несли чушь, уважая себя за талант и презирая остальных за то, что талант не ценят и не затаили дыханье, После американской дисциплины я попала из огня да в полымя: — на римские оргии, изо дня в день... Именно тогда я впервые в жизни почувствовала свою «звездную» власть. Помпея должна была принять знаменитую молочную ванну, и я предвкушала пользу для кожи... Каково же было мое разочарование, когда я узнала, что гигантская ванна, почти бассейн, наполнена крахмалом! Я не желала входить в нее: не хватало накрахмалиться, как воротничок сорочки!.. Я в слезы. В общем, устроила сцену. Поднялась суматоха... А не крахмал — что же тогда? Говорю: «Молоко». Все с ужасом ждут, что я потребую не простое молоко, а ослиное, но нет, я не капризная, ослиного не надо! И все-таки столько молока — бешеные деньги! Что делать? Разбавить водой. Половину на половину! Сказано — сделано. Получила я ванну и молока полуторапроцентной жирности! Но Бог меня наказал. Сцена снималась два дня. В первый я гордо и блаженно окунулась в свежее тепловатое молочко... Юпитеры, жара, грим, долгие часы съемки... Под конец я плескалась в мерзкой створоженной простокваше. Завтра в нее не окунешься. Вышла я из ванной в жалком виде и на другой день согласилась на крахмал. Так закончились мои римские каникулы и звездные капризы. С опытом и без денег я вернулась во Францию».
«Мадемуазель Стриптиз» (1956) En effeuillant la marguerite
«Вадим потрудился для меня на славу и написал сценарий забавного фильма, где мне предстояло сыграть главную роль. Фильм назывался «Отрывая лепестки маргаритки». Я была довольна. Он дал мне прелестную героиню. Она в меру сексапильна, в меру простодушна и поднимает вокруг себя суету и неразбериху. Снимать фильм собирался Марк Аллегре, и это было прекрасно, потому что он стал большим нашим другом, к тому же дорожил своей репутацией «первооткрывателя кинозвезд». Действительно, именно он открыл Симону Симон и Даниэль Делорм, первым снял в кино Даниэль Дарье и многих других, правда, без таких вот двойных инициалов. А эти совпадения с инициалами его ужасно забавляли. Он прославил именно С.С., Д.Д. Почему бы теперь не Б.Б.? «Будущие звезды» не имели большого успеха, и фильмом «Отрывая лепестки...» Аллегре хотел взять реванш. И, кстати, для этого старался вовсю. Партнерами моими были Даниэль Желен и Дарри Коуль. Моя фамилия шла в титрах первой, отдельным кадром, а соперницей у меня была одна Надин Талье, знаменитая стриптизерша. Она, когда вышла замуж за барона Эдмона Ротшильда, стала еще знаменитей. И барон прекрасную плоть одел драгоценностями еще прекрасней. Правда, плоти было многовато, и «одежда» обошлась недешево. Я отрывала лепестки маргаритки два с половиной месяца, так что ради славы натрудила пальцы до мозолей».
«И Бог создал женщину» (1956) Et Dieu... créa la femme
«Лучших съемок у меня не было. Я не играла — жила! Вадим, изучив меня, никогда не переснимал одну и ту же сцену более двух раз — знал, что с каждым дублем уходит моя естественность. Сцены с Юргенсом еще не были досняты, а ему предстояло через день отбыть на другие съемки. Вадим переделал сценарий и в середине фильма «отправил» его в морское плаванье, так что Курт смог улететь в Мюнхен. Играя в любовных сценах, я была сама собой, поэтому, само собой, влюбилась в партнера по фильму Жан-Луи Трентиньяна. С Вадимом мы жили как брат и сестра. Я оставалась к нему бесконечно привязана, он был мне опорой, другом, семьей. Но не возлюбленным. Я давно остыла к нему. А к Жану-Луи я испытывала безумную страсть. Скромный, глубокий, внимательный, серьезный, спокойный, сильный, застенчивый — не похожий на меня, лучше меня! Я бросилась очертя голову в его глаза, в его жизнь, а с ним — в голубое Средиземное море. Это море стало единственным свидетелем наших встреч! Забыты взбалмошные выходки, ча-ча-ча, ночные клубы, вечерние платья, коктейли, интервью и Вадим! Жан-Луи хотел только меня одну, как есть, простую, простоволосую, первозданную. Он показывал мне ночное небо и звезды, и мы засыпали на теплом пляжном песке. Он открывал мне классическую музыку, и проигрыватель у меня в конуре стал крутить классику вместо афро-кубинских шлягеров. Он учил меня любить неистово, по-настоящему и быть в подчинении у любимого... И я жила все это время по-цыгански. Мои чемоданы лежали в багажнике машины Жана-Луи, спали мы, где придется, ничто не имело значения, все казалось ерундой, когда мы были вместе. По утрам мы, счастливые, являлись на съемки. Под глазами у нас были круги. Мы ни на миг не расставались. Вадим мучился, снимая с нами любовные сцены. А мы мучились, играя их перед ним и остальной группой. Не то было наедине, вдали от всех! Эти «все» судачили, сплетничали, судили-рядили и обсмеивали ту небольшую драму, которая разыгрывалась у них на глазах. Но мы в любви оставались чисты и были выше людских пересудов. Нас ничто не задевало, не ранило, не пятнало. Не раздражали даже газеты, объявлявшие меня «пожирательницей мужчин», «ветреной и бесстыдной»! Я просто-напросто — влюбилась! Жан-Луи был женат на Стефан Одран, я замужем за Вадимом. И мы бросили все друг для друга!»
«Первая брачная ночь» (1956) La mariée est trop belle
«Кристина, не видевшая меня давным-давно, заключила за меня контракт. Раньше я просто подписала для нее пустой лист бумаги. Теперь она нашла прекрасный сценарий «Новобрачная была слишком красива» Одетты Жуайе. Я согласилась — куда деваться? А самой хотелось завязать с кино и до скончания века жить в нашем с Жаном-Луи особом мирке. Ольга обрадовалась. Обо мне говорили еще до выхода фильма! Предложений было хоть отбавляй, и она дивилась моему безразличию к собственной новой, настоящей славе! Фильм «Новобрачная была слишком красива» готовился к выходу. Кристина и Ольга волновались. Просили меня быть на премьере, дать интервью, позировать хорошим фотографам, таким, как Ришар Аведон, сделавшим мою знаменитую фотографию и включившим ее в свою собственную замечательную книгу. Целыми днями я отвечала журналистам, а они вопросами старались загнать меня в тупик, считая меня «красоткой-идиоткой»! От мамы у меня умение удачно ответить, а от папы сострить. Мои ответы не раз меня выручали, а иные разошлись на цитаты. Между тем телефон не умолкал. Ален разрывался. Мне начинало это все надоедать. Колготне этой не было конца... Новобрачная была слишком красивая, но не слишком привлекательная. Фильм получился, но публика жаждала ту же секс-бомбу, что и в первой картине, «И Бог создал женщину». Совершенства на свете нет. Хотите секс-бомбу? Будет вам секс-бомба. Во всяком случае, я уже стала «несбыточной мечтой женатых», «кошечкой», «испорченной девчонкой» и т. п. Едва я выходила на улицу, фотографы начинали безостановочно щелкать. Господи, сколько можно!»
Парижанка (1957) Une parisienne
«А нервы у меня были постоянно на взводе! На Поль-Думере караулили фотографы, жить там стало невозможно! Прости-прощай, покой и тишь! На нервной почве у меня на губе выскочил герпес — вирусная лихорадка. Хороша я была с блямбой! Рот и так пухлый, а теперь — словно у негра! А через неделю съемки «Парижанки». Катастрофа. Франсис Кон, продюсер, рвал и метал. Замечательный режиссер Мишель Буарон, снявший со мной «Эту проклятую девчонку», прозвал меня «девушка с прыщиками». Ольга, мама Ольга, отвела меня к врачу. У нее у самой выскочила крапивная лихорадка — 10% моего герпеса. Врач прописал мне тишину, покой, полный отдых. Но раз пятнадцать на дню звонил телефон — справлялись, «как блямба?». Каждый звонок — нервный срыв, нервный срыв — новая блямба... Еще немного — и я рехнусь... Газеты пестрели заголовками: «Прыщи Б.Б. разорят продюсеров!» «Прыщи Б.Б. — конец ее карьеры?» «Запоздалые юношеские угри: начала за здравие, кончит за упокой?»... От ежедневных внутривенных уколов витамина С я падала в обморок! И как же мне было стыдно! Я завидовала мужчинам и их усам. Как ни трясла я волосами, проклятую блямбу скрыть не могла! Заперлась дома, не подходила к телефону, не читала газет и никого к себе не пускала. Через десять дней блямба прошла, начались съемки. Анри Видаль и Шарль Буайе, мои партнеры, были блистательны, обаятельны и забавны. Буарон вел нас талантом, душой и юмором. На съемочной площадке царила непринужденная атмосфера — верный признак удачи. Натуру собирались снимать на Лазурном берегу. О радость! Фильм, тонкая и умная комедия с шутками и нежными чувствами, имел большой успех. Мы с Анри Видалем прекрасно сработались вдвоем. Зритель полюбил нас, и продюсер затеял серию подобных комедий — с нами в качестве французских Фреда Астера и Джинджер Роджерс. «Парижанка» — одна из немногих картин, которыми я горжусь. Ее успех окрылил меня, вдохновив на труд в поте лица».
«Ювелиры лунного света» (1958) Les bijoutiers du clair de lune
«Ювелиры при лунном свете», мой новый фильм, должен был сниматься в Испании. Снова отъезд и расставанье с Жаном-Луи, которому запрещалось пересекать границу, и с Аленом, и с Клоуном... Испанцы обращались ко мне «гуапа», что означает «красотка», и говорили нежно и гортанно что-то непонятное. С ними, незнакомыми, я освоила три первых аккорда на гитаре. Наутро я не могла глаз разодрать, засыпала стоя. Оператор пристально смотрел на меня и объявлял, что я не так выгляжу. Грим не спасал. Роль я забывала. Настроение было ужасное, я ворчала и в ответ слышала брань. Мне говорили, что я хочу успеть всюду, что я профессионально безответственна. Мне всегда и везде хотелось спать. Могла прикорнуть, где и когда угодно. Это освежало и заряжало до конца дня. Однажды я отрубилась на десять минут прямо на съемочной площадке, в диком шуме и при свете юпитеров. Эта способность быстро восстановиться меня очень выручала».
«В случае несчастья» (1958) En cas de malheur
«Вернувшись в Париж, я бросилась к Клоду Отан-Лара. «В случае несчастья» начиналось через несколько дней. Примерка костюмов, подбор прически и грима... Леви, к счастью, остался продюсером. Он мог отложить начало съемок, чтобы дать мне отдохнуть неделю! Танин Отре, костюмерша, выискивала мне платья и туфли несколько легкомысленные. Но Отан-Лара, если что-то вбил себе в голову, спорить с ним бесполезно. Легкомысленные костюмы, значит легкомысленные. К тому же я сильно струхнула: партнеры — Эдвиж Фейер и Жан Габен. Итак, жить я продолжала с Жаном-Луи, а работать — с Фейер и Габеном. Но в душе я не могла найти себе места. На съемках, в первой сцене, в адвокатской конторе Габена, я оказалась неспособной проговорить роль, то и дело путалась в тексте. И сходила с ума еще больше. Отан-Лара начал нервничать, теребил свою кепку. Съемочная группа смотрела неодобрительно. Одетта принялась пудрить мне нос и шепотом уговаривала успокоиться. Напряжение достигло предела. И тут Габен оказался на высоте. Чувствуя, что я, в страхе, :смущении, беспамятстве, — на грани нервного срыва, он нарочно ошибся в следующем дубле. И проворчал, что, дескать, со всяким может случиться! Этим он разрядил атмосферу, и я наконец произнесла все правильно. Спасибо, Габен! Под грубоватой оболочкой у Вас была нежнейшая душа, и, благодаря вам, мне в «Случае несчастья» удалась роль!»
«Женщина и паяц» (1959) La femme et le pantin
«Кристина Гуз-Реналь хотела свести меня с Дювивье, ибо съемки начинались через месяц. Пошли примерки костюмов, подбор прически и грима. Ввиду копродукции моим партнером вроде бы назначался Антонио Вилар, прекрасный идальго. Самым срочным делом стали уроки фламенко. По сюжету я завлекала мужчин танцами. Кристина очень радела о «Женщине и паяце» и не отходила от меня ни на шаг. Следила за каждой мелочью, цветом платья, лишним моим локоном. Опекала меня, как мать, даже провожала на курсы испанских танцев. Прекрасный танцовщик Леле де Триана обучил меня фламенко, танцу дикому и чувственному. Как он нравился мне. Получалось у меня неплохо. Я притопывала ногами и покачивала бедрами по-цыгански пылко. Я взмахивала руками в духоте танцзала и глазами дерзко оглядывала воображаемую публику, и выгибалась и кружилась. Кристина была в восторге, и Леле, и я. Съемки начинались во время знаменитой севильской феерии. Феерия — ежегодное гулянье на Пасху. Движенье машин по центральной улице прекращено. Люди богатые и знатные устанавливают вдоль тротуаров шатры в восточном вкусе, яркие, пышные. Чем человек богаче и знатней, тем шатер роскошней. На каждом шагу пьют сангрию. Солнце пылает, испанская кровь тоже. Можете себе представить, в каком состоянии толпа через 24 часа... Во время феерии дозволено все. Это как бы всеобщее разговенье после крайне строгого католического поста. Бывает, заденешь ногой влюбленную парочку чуть ли не в водосточном желобе или наступишь на чью-то тушу с головой в винной бочке. Народу — море. Только у знати в шатрах, так называемых «кабанос», во всем этом действе — привилегии, впрочем, довольно условные. Разница в том лишь, что знать кутит, занимается любовью, распутничает в дорогих шатрах, и все шито-крыто. Маги дублировала на улице, чтобы оператор проследил за мной в толпе. Народ принял ее за меня и накинулся на бедняжку. Вырвали ее у них еле живую, в изорванном платье, синяках и ссадинах. Меня Бог миловал! Со мной подобную сцену и думать нечего снимать! Так нет же, Дюдю решил снимать именно со мной. Ему подавай правдивость. То есть иди сама в толпу! Я наотрез! Поглядев на Маги, чистейшее безумие гнать меня на заклание дикарям! Хорошее начало! Дюдю уселся, стал жевать язык и ждать, когда я повинуюсь. Я тоже уселась — ждать, когда он передумает! Кристина в панике. Вот тебе и съемки... Бегает от него мне, взывает к разуму. А мы с Дюдю оба уперлись! Когда решали что-то, стояли на своем насмерть! Нечего сказать, гулянье. Времени потеряли массу. Наконец додумались послать меня в толпу под защитой наших мужчин. Защитников требовался добрый десяток, причем крепких. Но 10 человек, свободных в момент съемок? То есть бездельников? Признать себя таким охотников не нашлось. Пришлось очень ласково просить присутствовавших репортеров и друзей, счастливо встреченных на феерии. Так и швырнули меня в бурное людское месиво под охраной Мишу, приятеля из «Матча», его брата Жан-Клода и других ребят, симпатичных, хотя незнакомых. Но мы мигом познакомились. Меня буквально подняло в воздух. Платье задралось, тысяча рук, откуда ни возьмись, облапили меня, чуть трусы не сорвали. Я заорала, вцепилась в Мишу, пытаясь влезть на него, чтобы вытащить живот и ноги из адской каши, оторваться от рук, вовлекавших в пучину кошмара! Мишу и Жан-Клод были здоровяки, а их, казалось, раздавит обезумевшая толпа. Других ребят унесло и носило по воле волн... Как меня вызволили, не знаю, я была почти без сознания. Полиция держится от феерии подальше. Так что преступлений на празднике хватает. О них узнают уже после всего, когда находят трупы. Один Дюдю был в восторге. Он радостно потирал руки и приговаривал: «Вот видишь, не умерла же!» Кристина Гуз-Реналь, как и все женщины, обожает драгоценности. А я к ним безразлична. По-моему, лучшее для женщины украшение — молодость, лицо, волосы, сердце. Остальное излишне. То, что продается, — не ценность. Тем не менее (но и не более, как добавлял один из моих друзей) Кристина услыхала про одного «гениального ювелира» на Калье Сьерпес. Однажды вечером после съемок она решила отвести нас с Дедеттой и Маги к нему. Что ж, ладно. Магазин закрывался в полседьмого, времени переодеться нет, и я пошла, как снималась, в черной облипушке — суперсексуальном платье, с волосами по плечам, как у цыганки, и босыми ногами. За мной побежало пол-Севильи. А улица Калье Сьерпес — тупичок на холме, идет в гору. Ювелирная лавка — в самом конце. И войти-то мы вошли, все четверо, а вот выйти уже не могли. Десятки мужиков загородили дорогу, выставив все свое мужское достоинство прямо перед витриной ювелира! Уж конечно, их главные фамильные ценности! Боже, что за ужас! Глаза Кристины метались от дымчатых топазов к торчавшим жезлам по ту сторону витрины. Без полиции нам не выйти. Испанские полицейские, шуты гороховые, вывели нас, да толку от них было мало. Опять эти руки, появляются ни с того, ни с сего и лезут под юбку. 5—6-летние шкеты, цыганята, липли к ногам, хватали за ляжки! Стыд и позор, но уж как есть! Если любите сильные ощущения, побывайте на Калье Сьерпес в Севилье. Останетесь довольны. Съемки продолжились на киностудии «Булонь», с прекрасно манными декорациями Жоржа Вакевича. Полное впечатление, что я в Севилье! Дюдю, такой же, как всегда, продолжал выкрутасы! Во время репетиции сцены, где я посылаю Вилара к черту, Дюдю решил, что я покажу ему язык! Я — показывать язык! Да еще крупным планом! Ни за что. — Ты покажешь язык. — Нет. — Почему это? — Потому что показывать язык — невоспитанность, потому что родители запрещали мне, тем более крупным планом это не эстетично. И Дюдю уселся жевать свой в ожидании, что я покажу свой. Погасили прожекторы. Все занялись своими делами. Работа прекращена... А Кристина не на месте! Фред Сюрен, которому каждая минута обходилась в тысячи франков, был вне себя. «Как, все это из-за языка?» Никогда еще язык не стоил так дорого. Чуть было не вызвали поверенного составить протокол. Страховые фирмы не возмещают «отказ актрисы показать язык». А пока остальные языки благополучно чесались. Через несколько часов обсуждения пришла Кристина в ярости. Нельзя даже сбегать в парикмахерскую без того, чтобы я не выкинула фортель! И все наши ну высовывать язык: мол, смотри, ничего ужасного! Даже Кристина высунула. Но, чем больше я смотрела на свисавшие языки, тем крепче, не желая им подражать, сжимала рот. И победила! Показ языка был заменен мне на гримасу, которую я старалась скорчить как можно менее безобразно! Зато после этой истории разные языки дали себе волю!»
Запись от 04 октября 2011:
Если это совсем не по тематике сообщества, то просто удалите тему.
В августе я выкладывала в дневнике отрывки из книги Брижит Бардо "Инициалы Б.Б.", посвященные съемкам в кино + афиши фильмов. Всегда ведь интересно, что думали о каком-то известном фильме сами актеры. Афиши же бывают такие странные. : )
Это первая часть подборки.
Всего Бардо сыграла в сорока фильмах, закончив кинокарьеру в 1973 году. Официальные переводы названий фильмов могут отличаться от версий представленных в книге.
И мы начинаем!"Нормандская дыра" (1952) "Le trou normand"
Первая роль Брижит Бардо в кино.
"Старый папин друг, Морис Вернан, стал в конце концов моим импресарио и предложил мне сниматься в фильме с Бурвилем «Нормандская дыра». Восторга у меня это не вызвало. Сладенькая история, действие происходит, как ясно из названия, в нормандской деревне, играть надо крестьяночку, довольно противную, Жавотту. Роль крошечная, разве что в титрах мелькнет имя. Не то что теперь — в титрах мы с Бурвилем на равных. Но предложили мне 200 000 старых франков (2 000 новых), и это решило дело. Буду богатой-богатой! К черту экзамены, дипломы! Я стану кинозвездой! Вадим пожал плечами и сказал, что напрасно я согласилась на этот фильм. Сказал из зависти: свой собственный снять не мог. Слушать я его не стала, а отправилась покорять мир или хотя бы Нормандию... Он обещал часто приезжать ко мне и с грустью смотрел, как я радуюсь. Близились съемки, и радость улетучивалась. Меня снова стали одолевать страхи. Я одна-одинешенька среди профессионалов, а сама ничего не умею. Если существует на земле ад, мой первый фильм тому пример. Подъем ни свет ни заря в 6 утра, уродский грим — рыжеватая пудра и пурпурная помада, — моя беспомощность, тычки, брань грубых ассистентов, негодяи-продюсеры, отвратительные гримеры. И сама я немногим лучше — даровитые актеры смотрят с иронией: забываю слова, двигаюсь неуклюже, смешно. Совсем сбита с толку, пропадаю и схожу с ума от стыда и отчаяния. Не успевала я проснуться — меня сдавали гримерше, толстой, вульгарной, безобразной тетке, которая творила, что хотела, с моим лицом. Мучить меня доставляло ей особое наслаждение. Она покрывала меня жидкой, цвета темной охры пудрой, вонявшей тухлятиной, и казалось, что я в маске. А поверх охряной пудры сыпала рисовую, и лицо становилось как в гипсе. Подкрашу ресницы — глаза сразу маленькие, круглые черные бусинки, как у плюшевого медведя. А рот, Господи, рот! Этой толстухе, абсолютно безгубой, мой рот не давал покоя. Ликвидировать его! Не рот, а черт знает что! Она совала мне в лицо зеркало, я смотрела и плакала! Ну зачем вся эта штукатурка, ведь я похожа на мумию, мерзкая мумия! Ох, гримерша, как же я тебя ненавидела! На этом мои пытки не кончались. Являлась парикмахерша, мегера, волосы редкие, траченные молью. Она с завистью оглядывала мои длинные тяжелые локоны, затягивала их, замазывала, заклеивала. Голова получалась, как кокосовый орех. А скажи я ей или посоветуй — огрызалась, говорила, что, мол, сначала стань звездой — тогда капризничай, а пока сиди и помалкивай... Царство гримеров и парикмахеров — сущий ад для начинающих".
"Манина, девушка в бикини" (1952) "Manina, la fille sans voile"
Первая главная роль в кино, но о ней Бардо пишет совсем мало, потому что в то время её занимали совсем другие вещи: недавний аборт и скорое замужество с Роже Вадимом.
"Мне предложили новую роль в кино, я согласилась. И на два месяца уехала на юг на съемки своего второго фильма "Манина, девушка в бикини". Я готовилась к аду, получила чистилище! Съемки были в Ницце, Вадим находился рядом, светило солнце. Снова заработала 200 000 старых франков, вернулась в Париж, снялась как фотомодель и наконец отложила немного денег..."
"Портрет отца" (1953) "Le portrait de son père"
"Время было трудное. Я искала свою дорогу в жизни. Критики отзывались о двух моих первых картинах так плохо, что двери в кино для меня с треском захлопнулись. Со мной все кончено! Не люблю поражений, не выношу, когда меня гонят. Предпочитаю уйти сама! Я решила взять реванш, начать с нуля. Для начала — найти хорошего менеджера. Мне рассказали про Ольгу Орстиг. Я написала ей с робостью, прося заняться мной. Назначили встречу. Оказалось — деловая, впечатляющая, властная и с шармом чисто славянским. Она бегло оценила меня и решила, что «берет». Отныне ее квартира стала моим вторым домом, а она мне — второй матерью. Мы не расставались никогда. Я зову ее «мама Ольга». Как-никак, она занималась моими делами, а главное, по-матерински меня любила и прощала. В тот момент она как раз подыскивала молоденькую актрису для фильма с Жаном Ришаром «Портрет отца» режиссера Бартоломье".
"Акт любви" (1953) "Un acte d'amour"
В этом фильме Бардо снималась вместе с молодым Кирком Дугласом. Представляете, как давно это было?
"Анатолий Литвак, американский режиссер русского происхождения, человек замечательный, одаренная натура и добрая душа, никогда не слушал чужих мнений. Через Ольгу он пригласил меня на роль французской субретки в своей новой картине «Акт любви». Главные роли играли Дани Робен и Керк Дуглас. Надо было говорить по-английски. Я могла объясниться через пень колоду, и меня взяли! Действие фильма происходило во время второй мировой войны. Дани Робен вызывала во мне восхищение: стройная, хорошенькая, раньше тоже танцевала. Приятно было думать, что мы похожи… Приятно, а потом очень неприятно, когда я узнала, что она — заядлая охотница. Американец Керк Дуглас — кинозвезда, полубог, не подступишься. Но я подступалась, даже налетала на него в темных промерзлых коридорах. Он говорил мне «сорри!», и я краснела! Не красавец, ниже меня ростом, но море обаяния! Ассистент натаскивал меня. По роли я говорила 2–3 фразы, но знать их надо было назубок. После долгого ожидания в своей комнате я оказалась наконец перед камерами. Литвак был великолепен: шапка седых волос, большие светлые глаза. Волнуюсь, трясусь — он смеется! Я должна была просунуть голову в окошко для подносов и сказать: «Кушать подано». Мой большой выход! Играй я по-английски Федру, гордилась бы и тряслась от страха ничуть не меньше! Мама, когда смотрела этот фильм в кино на Елисейских полях, была простужена и чихнула как раз в тот момент, когда на экране в окошке для подносов высунулась моя голова. Пришлось маме остаться на второй сеанс, чтобы все-таки посмотреть на меня 30 секунд!"
"Ночь любви" (1954) "Tradita"
В книге этот фильм называется совсем по-другому отчего-то.
"Франция меня не оценила, я решила завоевать Италию. В Риме предлагали работу. Я собрала чемодан и из парижской гостиницы уехала в римскую. Одно было плохо — Клоуна из-за карантина пришлось оставить с Вадимом. В Риме все оказалось чудесным — сам город, и жизнь в нем, и жители! У меня появилась подруга. Звали ее Урсула Андресс, и она, как и я, пыталась сниматься в кино. Жили мы (но не спали) вместе, из экономии. Подойдем режиссерам, нет ли — неизвестно. То говорят — ростом не вышла, то чересчур длинна, то юна, то то, то се. Вспомни они об этом впоследствии — локти кусали бы! А я, раз уж торчала в Риме, после «Уорнер Бразерс» на мелкой местной киностудийке снялась с Пьером Крессуа в посредственной мелодраме «Ненависть, любовь и предательство». Но заработала я на ней совсем неплохо — будет на что вернуться во Францию. Но прежде вернулась я в больницу. Сказались последствия операции и усталость после двух фильмов — целые дни я проводила на ногах. Я слегла с сильным кровотечением. Пришлось пойти на новую операцию в римской клинике с американскими нянечками. Недоснятая мелодрама превращалась в драму по моей вине. На третий день после операции режиссер умолял меня выйти на съемки. Только закончи, а там отдыхай, хоть всю жизнь. В больнице мне гнить надоело, было одиноко и невесело, и я согласилась. В результате — еще месяц съемок. Час снималась, потом, ослабев, ложилась... Режиссер уговаривал пересилить себя, встать. Я вставала. Потом, едва живая, измученная кровотечением, возвращалась в отель, надеясь, что завтра мне станет лучше! Но завтра было, как вчера, и, даже собравшись с силами, я могла продержаться очень недолго. Скоро я обессиливала и должна была лечь. В таком плачевном состоянии я отправилась доканчивать фильм в Доломитовые Альпы, итальянский Тироль. Ко всем моим несчастьям, говорили там только по-немецки. Был волчий холод, медсестры днем с огнем не найти, слава Богу, ассистентка режиссера, милейшая женщина, взяла меня под свое крыло и десять раз в день делала мне укол, чтобы помочь продержаться. К счастью, всему приходит конец. Фильму он пришел раньше, чем мне».
"Сын Каролины Шери" (1955) "Le fils de Caroline chérie"
Правильнее было бы перевести "Сын душечки Каролин". Это продолжение фильма "Caroline chérie" Ришара Потье 1951 года.
"Жан Девевр предложил мне небольшую роль в фильме "Сын душечки Каролин". А почему бы не "Кузен душечки Лолы Монтес" или не "Молочный брат душечки Нана"? Ладно, в общем, если нашлась золотая жила - выберут всё до песчинки. Но ещё хуже названия был актер - Жан-Клод Паскаль, сын знаменитой красавицы. Ему предстояло в своем роде продолжить матушкино дело. Увы, трудно поддержать семейную честь, когда дело имеешь со столькими красотками... В их числе Магали Ноэль, страшно сексапильная. Работа предстояла тяжелая для всех... Вадим проводил меня в Пор-Вандр, где снимали натуру. Мы приехали вечером накануне съемок. Все было готово — костюмы, декорации и проч. Только забыли выкрасить мне волосы в черный цвет, а играла я испанку Пилар, аристократку, на которой в конце фильма женился Жан-Клод, прежде переспав со всеми! Катастрофа! В 10 вечера местная парикмахерская закрыта, у нашей парикмахерши нет краски, а я опять рыдаю, что опять мои прекрасные пепельные волосы выкрасят, пересушат, испортят на потребу поганого кино! Если бы не контракт, я бы уехала. Но осталась, не спала ночь, и в 7 утра, обмирая от страха, вошла в гримерную. Парикмахерская не открылась, и парикмахерша не достала краски! И мне тушью для ресниц вымазали пряди на лбу! Хороша я была! Волосы отвердели, слиплись, спереди — в черных комочках, сзади — светлый пучок прикрыт черной мантильей. Черт-те что! Далеко мне до Мартин Кароль! В таком виде с ней не сравниться. В общем, что говорить... Ноэль была прелестна, кружилась, смеялась, болтала, Жан-Клод тоже прелесть, веселился с ней на пару. А я — не знаю кто. Только не восходящая звезда... Вечером того же дня я была отведена в парикмахерскую, наконец открытую, обмазана черной клейкой массой и сделана жгучей брюнеткой с ненужными черными подтеками на лице и шее. Волосы, которыми я всегда гордилась, были сожжены, секлись и ломались. И снова я плакала, проклиная судьбу, требовавшую от меня таких жертв. Фильм вышел на редкость плохим. Жан-Клод Паскаль не шел в сравнение с Мартин Кароль, Магали Ноэль тоже, обо мне и говорить нечего. С сыном или без, душечка Каролин останется единственной и неповторимой".
"Будущие звезды" (1955) "Futures vedettes"
С Жаном Маре у Бардо отношения явно не складывались.
"В то время я снималась у Марка Аллегре в фильме с заманчивым названием «Будущие звезды» и целые дни проводила бок о бок с Жаном Маре. Танцевать я умела, освоила азы драматического искусства, а вот в пении была полный ноль. И вот учусь певчески округлять губы, правильно дышать и держаться, как примадонна. Пою — под фонограмму — известные арии из «Тоски» и «Мадам Баттерфляй»… И опять я посмешище! Допев арии, по роли играю любовь с Маре. Прилагаю для правдоподобия огромные усилия: ленивый и холодный партнер не слишком вдохновляет. Решительно, он — моему сердцу не угроза и Вадиму не соперник".
"Доктор на море" (1955) "Doctor at Sea"
"Шли съемки фильма «Доктор на море» с Дирком Богардом. Мне предложили эпизодическую роль. И вот снова: отдать швартовы и — в путь, покорять Альбион. Как я ненавидела уезжать! Опять отрываться от корней, Вадима, Клоуна, дома. Ольга поехала со мной поездом (самолетом в те годы я еще не летала). Она поселила меня в «Дорчестере», познакомила с будущими партнерами, продюсерами, операторами, словом, привезла дитя в пансион и сдала наставникам. Потом, в вечной спешке, бросила меня на англичан и вернулась в Париж, наказав мне быть серьезной, прилежной, дисциплинированной и проч. и проч. Я осталась одна в гостиничном номере — тосковать и обливаться слезами. Вечная потребность в любви, страх одиночества, неприятие чужого... Но «Доктор...» был мне прекрасной языковой практикой. Рядом никто не говорил по-французски. Я повторяла английские слова, как попугай, чаще всего не понимая даже смысла! Прекрасная школа. Вставать приходилось в 5 утра — от Лондона до пинвудской студии полтора часа езды. День изнурительной работы, обратная дорога — и плюхаюсь без сил в ванну и в постель, и засыпаю за ужином — пудингом... В субботу и воскресенье съемок не было: английская рабочая неделя! Не зная, куда деться, я проводила выходные в постели, пытаясь отоспаться. Скука смертная. Однажды меня пригласил на воскресный обед Дирк Богард. До его дома ехала я на машине два часа. Приехав, сидела в чужой компании! От английского языка болела голова. Полмира за словечко по-французски!.. Счастьем было познакомиться с Жаком Сальбером! Он заведовал лондонским отделением Франс-Пресс и взялся скрасить мне здешнее пребывание. Он и его жена стали развлекать меня, представили своим знакомым, повели в кино и театры. Наконец съемки завершились. Фильм был не шедевром, но ничего, и я была ничего, и более того! И не успела я полюбить Лондон с его скрытой прелестью и потрясающим прошлым, как подошла пора уезжать. И вернулась я к бедняге Клоуну, уставшему вечно дожидаться хозяйку! Вернулась к мужу, вернулась к корням".
"Большие маневры" (1955) "Les grandes manoeuvres"
Первый большой фильм Бардо.
"Благодаря Ольге мне удалось сняться вместе с Мишель Морган и Жераром Филипом в фильме Рене Клера «Большие маневры». Роль была невелика, но лучше маленькая роль в хорошем фильме, чем большая в плохом! «Маневры» стали для меня школой! Рене Клер был на редкость добр и умен. Направлял он меня мягко, но решительно. На Морган я смотрела во все глаза, но заговаривать с ней не смела, в ее присутствии ужасно смущалась... Зато с ее дублершей, Дани Дессе, подружилась. А Жерар Филип — живая легенда! Когда он обращался ко мне с вопросом, я краснела до корней волос. Я и вообще всегда краснела — от волнения, переживания, застенчивости! Даже со временем, отвечая журналистам и находя какие-нибудь особенно меткие и дерзкие слова, я принимала самоуверенный вид, а все равно становилась красной, как рак. Лицо горело, и я понимала, что остроумный ответ с краской стыда не сочетается... И однажды зашла я вечером в аптеку возле дома и попросила таблетки, чтобы не краснеть. И покраснела до слез. Аптекарь, засмеявшись, сказал, что таких таблеток не существует, что, наоборот, краснеющая женщина — прелесть, но, по нашим временам, — редкость, и лучше мне остаться, как есть. Я послушалась его, скрепя сердце, и осталась как «есть»!"
«Уличный свет» (1955) La lumière d'en face
«Я стала сниматься в фильме «Свет в лицо». Продюсером был Жак Готье. Его помощница, спутница, стала навеки моей подругой. Мне исполнилось 20, она вдвое старше меня. И была она, есть и будет — моей Кристиной! В нашем легкомысленном круге люди глубокие редки. Кристина была как раз из этой редкой породы. Красивая, высокая, благородная. Взяла меня под свою опеку, стала заботиться. А в покровительстве я всегда, сознательно, нет ли, нуждалась. Знаю точно: нежность подруги изменила мою жизнь. Фильм снимался на Лазурном берегу. Народ подобрался хороший. Я не была большой знаменитостью, но и не совсем безвестна. О съемках вспоминаю с удовольствием. Роль была выигрышной, никто меня не уродовал, напротив. Выглядела я прекрасно. Удачно гримируют и красят, проявляют вниманье. Партнеры, Раймон Пеллегрен и Роже Пиго, очень милы. Снимались мы в городке Боллен на Роне».
Тогда-то и случился анекдот, о котором вспоминает ассистентка режиссера Жанна Витта в книге «Волшебный фонарь». Я в ту пору была еще очень стыдлива и наотрез отказывалась раздеться догола, чтобы переплыть реку. Кристина Гуз-Реналь умоляла, уламывала — я ни в какую. Отчаявшись, она привела дублершу, со спины отдаленно похожую на меня. За кругленькую сумму дама немедленно разделась и вместо меня переплыла реку. У дублерши, к несчастью, был низкий зад. «Смотри, — сказала мне Кристина, — у нее зад чуть не до земли. А будут думать, что это у тебя...» И так далее. Задетая за живое, я послала стыдливость в задницу и обнажила собственный зад, ничуть не низкий. Лиха беда начало.
Кристина опекала меня и поддерживала. Работа с ней становилась в радость. Она учила меня находить во всем плюсы... В ту пору я не могла жить одна. Я говорю не и дневном одиночестве — с утра до вечера вокруг меня находилось с полсотни людей. Я боялась одиночества вечером, ночью, утром, в минуты, когда мир о тебе забыл. Эта зависимость, потребности в руке, плече, теле, которое согреет ночью, превратила меня я рабу на долгие-долгие годы. Нелегко разглядеть лицо, спрятанное за камерой. А все же разглядела, увидела. И влюбилась на все время съемок. И для него старалась быть красивой, чтобы он мог гордиться мной! Звали его Андре. Он был оператором и, о ужас, имел семью. И я, о ужас, тоже. Но вообще-то фильм как оазис в песках мира живет своей обособленной жизнью. Я обожала Андре, а он, как богиню, запечатлевал меня на пленке. Он был красавец и — коммунист! Мой партнер, душа-человек, тоже красавец и — коммунист! Раймон Пеллегрен был чудесный малый, умница и — коммунист! Из чего я заключила, что компартия — заведенье отличных ребят, и решила вступить в нее. Так в двадцать лет понимала я политику. Потом я познакомилась с Жоржем Марше и вступать в партию передумала. Съемки кончились, как каникулы. Прощай, прекрасные оператор, съемочная группа, партнеры. Прощай, Ницца, беззаботная жизнь, прощай «свет в лицо».
Мне хочется любви, оргий, оргий, и оргий, самых буйных, самых бесчинных, самых гнусных, а жизнь говорит: это не для тебя - пиши статьи и толкуй о литературе" (с) Белинский (В.П. Боткину)
Я недавно побывала в Петербурге, где есть волшебный блошиный рынок. Там за открытку 20- х годов просят не 400 р. (как в Москве), а всего 20 - 30 Пола Негри, Анна Стэн, Преображенская в роли Орлеанской Девы, советские дивы 50 -х годов и многие другие. читать дальше
Кто этот выразительный товарищ - я, к сожалению, не знаю. Дата выхода открытки: 1939 год.
Пост немного не по теме, но информация собрана просто уникальная.Просьба не удалять.
Одним из первых писателей в России был записан на фонограф Лев Толстой. Это произошло в феврале 1895 года. Потом, уже на пластинки были записаны голоса не только Льва Толстого, но и Валерия Брюсова, Леонида Андреева, Ивана Бунина и других поэтов и писателей. В 1918 году в Петрограде был организован Институт живого слова. Исследование авторского чтения на материале фонографических записей вёл профессор С. И. Бернштейн. В своих статьях С. И. Бернштейн писал, в частности, об особенностях «сдержанно-эмоционального повествования», свойственного декламации Александра Блока, о «проповедническом пафосе» Андрея Белого, об «ораторских интонациях в контрастном сочетании с разговорным стилем» в чтении Владимира Маяковского, о «театрально трагическом пафосе» Осипа Мандельштама, о «стиле скорбного воспоминания» Анны Ахматовой, о «взволнованности и убежденности» в произнесении стиха Максимилианом Волошиным. Когда слушаешь запись голоса Сергея Есенина, его чтение кажется неожиданным. Поэт, который, судя по его стихам, казалось бы, должен произносить свои строки проникновенно, задумчиво, певуче (именно так звучат его стихи в исполнении многих актёров), читает неистово, бурно, громогласно. Характерные черты авторского чтения можно расслышать в записях, представленных на диске. Старые записи звучат не очень отчетливо, передавая иногда даже не сами голоса, а лишь их обеднённые, подчас с искажённым тембром отзвуки. Эти записи можно и нужно слушать много раз. Притерпевшись к дефектам звучания, сквозь шипы, шорохи и потрескивания вы всё явственнее будете слышать голос столь значительных и столь разных писателей и поэтов, сможете как бы ощутить их присутствие, почувствовать своеобразие личности...
1. Лев Толстой. Письмо Н. В. Давыдову 01:21 2. Лев Толстой. «Не могу молчать» (вариант начала статьи) 00:38 3. Леонид Андреев. «О критиках» (фрагмент начала статьи) 00:58 4. Леонид Андреев. «Жизнь человека» (отрывок из пролога пьесы) 01:46 5. Иван Бунин. «Одиночество» 01:51 6. Иван Бунин. «Христос» 01:04 7. Иван Бунин. «Песня» 00:59 8. Валерий Брюсов. «Египетский раб» 01:19 9. Валерий Брюсов. «Заклятие Эроса» 01:03 10. Валерий Брюсов. «И в наших городах, в этой каменной бойне...» 01:22 11. Александр Блок. «На поле Куликовом» 01:00 12. Александр Блок. «В ресторане» 00:50 13. Александр Блок. «О доблестях, о подвигах, о славе...» 01:47 14. Андрей Белый. «Голос прошлого» 01:33 15. Николай Гумилёв. «Словно ветер страны счастливой...» 01:02 16. Анна Ахматова «Смятение» 00:51 17. Анна Ахматова «Прогулка» 00:52 18. Анна Ахматова «Когда в тоске самоубийства…» 01:21 19. Максимилиан Волошин. «С каждым днём всё диче и всё глуше…» 01:21 20. Максимилиан Волошин. «Неопалимая купина» 01:50 21. Сергей Есенин. Монолог Хлопуши из драматической поэмы «Пугачёв» 01:50 22. Сергей Есенин. «Исповедь хулигана» 03:20 23. Сергей Есенин. «Разбуди меня завтра рано» 01:52 24. Сергей Есенин. «Я покинул родимый дом...» 01:22 25. Владимир Маяковский. «А вы могли бы?» 00:34 26. Владимир Маяковский. «Послушайте!» 00:56 27. Владимир Маяковский. «Гимн судье» 02:27 28. Владимир Маяковский. «Военно-морская любовь» 01:02 29. Владимир Маяковский. «Необычайное приключение...» 04:57 30. Осип Мандельштам. «Нет, никогда, ничей я не был современник...» 01:41 31. Осип Мандельштам. «Цыганка» 01:44 32. Осип Мандельштам. «Я по лесенке приставной...» 01:23 33. Эдуард Багрицкий. Стихотворение А. Блока «Шаги Командора» 03:07 34. Владимир Набоков. «К моей юности» 02:29 35. Алексей Ремизов. Н. В. Гоголь, «Вий» (отрывок) 07:15 36. Михаил Зощенко. «Расписка» 04:03
Бывают такие фотографии, на которых одно событие, запечатленное на них, пересекается с совсем другой историей, никак не связанной с сюжетом снимка. Пересекается, порой, самым неожиданным образом. Например, на этом, хорошо всем известном снимке драматического финиша марафона на IV летней Олимпиаде 1908 года в Лондоне, кроме героического марафонца Дорандо Пиетри есть еще один знаменитый человек.
24 июля 1908 г. от Виндзорского дворца до стадиона «Уайт Сити» стартовали 56 бегунов из шестнадцати стран, которые отправились на дистанцию олимпийского марафона. Среди них был мало кому известный кондитер из Италии по имени Дорандо Пиетри. Победу пророчили явному фавориту Чарльзу Хефферсону из ЮАР. Тот и правда лидировал почти всю дистанцию. Спустя 35 километров дистанции он обогнал основную группу аж на сорок минут.
Однако, в тот день в Лондоне было очень жарко и лидер гонки не выдержал напряжения — упал без сил. Потом Хефферсон поднялся и попытался продолжить бег, но на 41-м километре его догнал итальянский кондитер, который резко прибавил в скорости, узнав, что южноафриканец не выдерживает напряжения гонки. Пьетри обошел фаворита, но это ему дорогого стоило — в ворота стадиона он вошел, шатаясь от усталости и плохо понимая, что с ним происходит. Он даже не понял сначала, в какую сторону ему бежать и только с помощью судей смог определить правильное направление движения.
За семьдесят метров до финиша Пиетри упал, поднялся, вновь начал бежать. Ему оставалось всего пятнадцать метров до финишной черты, когда на стадион вбежал американец Джонни Хейс. Трибуны стадиона заревели, приветствуя американского атлета. Пиетри не выдержал такого шума и упал снова. Тут уже к нему подбежали два человека — судья и журналист, которые стали пытаться привести бегуна в чувство. Они поставили Пиетри на ноги и буквально довели его до финишной ленточки. Со стадиона Пиетри унесли на носилках.
Это печально, но героический бегун не стал олимпийским чемпионом — судейская коллегия дисквалифицировала его за то, что он воспользовался посторонней помощью. Золотой кубок и звание чемпиона получил Джонни Хейс, прибежавший вторым. Однако, героем Олимпиады, вошедшим в историю спорта, стал не он, а маленький итальянский кондитер Дорандо Пиетри — за свое мужество, удивительное упорство и твердость в достижении цели. Британская королева Александра повелела изготовить для Пиетри точно такой же кубок победителя (только серебряный) и вручить его итальянцу.
Благодаря прессе он стал всемирной знаменитостью — фотографии и киносъемка запечатлели его драматический «крестовый путь» к победе. Кстати, через несколько месяцев Пиетри выиграл у Хейса во время специально организованного забега в Мэдисон Сквер Гарден в Нью-Йорке.
И да, я же начал с того, что на знаменитой фотографии финиширующего Пиетри есть еще один известный человек. Тем журналистом, который стал помогать итальянцу вместе с судьей, был Артур Конан Дойль, автор известных произведений о сыщике Шерлоке Холмсе. Вот он, справа от Пиетри, в кепке. Он работал на Олимпиаде корреспондентом газеты «Таймс».
российский и советский актёр, драматург, театральный деятель, вот ссылка на остальные читать дальшеwww.google.com.ua/imgres?imgurl=http://www.maly...!_work/photo/yuzhin/019.jpg&imgrefurl=www.maly.ru/!_work/photo/yuzhin/page_01.htm&usg=__iHsmT0k-yK2fJcGl_6e_EFMnAGA=&h=700&w=451&sz=107&hl=uk&start=41&um=1&itbs=1&tbnid=BPAFmtV-1u8D-M:&tbnh=140&tbnw=90&prev=/images%3Fq%3D%25D0%25A4%25D0%25B8%25D0%25B3%25D0%25B0%25D1%2580%25D0%25BE%26start%3D36%26um%3D1%26hl%3Duk%26sa%3DN%26ndsp%3D18%26tbs%3Disch:1